Геродот. История. Книга Шестая. Эрато

1-9 10-19 20-29 30-39 40-49

50-59 60-69 70-79 80-89 90-99

100-109 110-119 120-129 130-140

50. В силу этого-то обвинения Клеомен, сын Анаксандрида, спартанский царь,

переправился в Эгину, чтобы схватить главных виновников. Однако некоторые

эгинцы при попытке царя захватить их оказывали сопротивление и среди них

прежде всего Криос, сын Поликрита. Криос заявил, что Клеомен не уведет ни

одного эгинца безнаказанно, так как он-де действует без разрешения

спартанских властей, подкупленный афинскими деньгами: иначе он ведь прибыл

бы вместе с другим царем. А говорил все это Криос по приказанию Демарата.

Уезжая из Эгины, Клеомен спросил Криоса, как его имя. Тот назвал свое

настоящее имя, и Клеомен, обратившись к нему, сказал: "Покрой медью твои

рога, баран46! Тебя ожидает великая беда".

51. Между тем оставшийся в Спарте Демарат, сын Аристона (он был также

спартанским царем), стал клеветать на Клеомена. Демарат происходил из менее

знатного дома, который, впрочем, считался таковым (родоначальник у них был

общий) потому лишь, что дом Еврисфена ради первородства пользовался,

вероятно, большим почетом.

52. Лакедемоняне вопреки утверждениям всех поэтов47 рассказывают, что сам

царь Аристодем, сын Аристомаха, внук Клеодея, правнук Гилла, привел их в

эту землю, которой они теперь владеют, а вовсе не сыновья Аристодема.

Спустя немного времени супруга Аристодема по имени Аргея родила. Она, по

преданию, была дочерью Автесиона, сына Тисамена, внука Ферсандра, правнука

Полиника. Родила же она близнецов; и после того как Аристодем увидел детей

своими глазами, он занемог и скончался. Тогда народ лакедемонский решил, по

обычаю, поставить царем старшего мальчика. Однако лакедемоняне не знали,

которого из них выбрать, так как оба мальчика были совершенно одинаковы

видом и ростом. При таком затруднительном положении (или уже раньше)

пришлось обратиться с вопросом о старшинстве к родильнице. Родильница же

сказала, что также не может решить, кто старший. Она-то, конечно, прекрасно

знала разницу между детьми, но ответила так намеренно, предвидя

возможность, что они оба будут царствовать. Итак, лакедемоняне, не зная,

что предпринять, отправили посольство в Дельфы вопросить бога, как им

поступить. Пифия же повелела поставить царями обоих младенцев, но старшему

оказывать больше почета. Так повелела Пифия, а лакедемоняне все еще были в

затруднении, как определить, кто из младенцев старший. Тогда один мессенец,

по имени Панит, дал им совет. Посоветовал же этот Панит лакедемонянам вот

что: они должны подсмотреть, которого младенца мать будет сначала мыть и

кормить; и если они увидят, что мать всегда поступает одинаково, то узнают,

что хотят узнать. Если же и сама мать будет колебаться и поступать то так,

то эдак, то ясно, что она сама знает не больше их, и тогда следует

попробовать другой способ. По совету мессенца лакедемоняне стали наблюдать

за матерью детей Аристодема и увидели, что она всегда отдает предпочтение

старшему, когда кормит и обмывает детей. При этом мать не знала, ради чего

за ней наблюдают. Тогда спартанцы взяли от матери младенца, которому она

отдавала предпочтение как старшему, чтобы воспитывать его на общественный

счет. Назвали же его Еврисфеном, а младшего Проклом. Когда мальчики

подросли, то, по преданию, хотя и были братьями, всю жизнь враждовали между

собой. И эта вражда продолжалась в их потомстве.

53. Это сказание передают лакедемоняне – и только они одни из всех эллинов.

А вот что я утверждаю, согласно общеэллинскому преданию48. Этих дорийских

царей, вплоть до Персея, эллины правильно считают и изображают эллинами.

Ведь уже тогда [со времен Персея] их род причисляли к эллинам. Я сказал

"вплоть до Персея" и не восхожу дальше, потому что имя смертного отца

Персея неизвестно (как, например, у Геракла [имя смертного отца] было

Амфитрион). Поэтому я совершенно правильно сказал выше [о царях] "вплоть до

Персея". Если же перечислить по порядку каждого предка Данаи, дочери

Акрисия, то, конечно, вожди дорийцев окажутся настоящими египтянами.

54. Такова родословная спартанских царей по сказаниям эллинов49. Напротив,

согласно персидскому преданию, не только предки Персея, но и сам Персей еще

был ассирийцем и стал эллином. Предки же Акрисия поэтому вовсе не состояли

ни в каком родстве с Персеем, но были, как это подтверждает и эллинское

предание, египтянами. Но об этом довольно.

55. А почему эти египтяне и за какие подвиги получили царскую власть над

дорийцами, я рассказывать не буду, так как об этом уже говорили другие

писатели50. Я хочу сообщить лишь то, о чем они не упоминали.

56. Особые же почести и права спартанцы предоставили своим царям вот какие:

обе жреческие должности – Зевса Лакедемонского и Зевса Урания51 и даже

право вести войну с любой страной. Ни один спартанец не смеет им

противодействовать, в противном же случае подлежит проклятию. В битве цари

выступают впереди и последними покидают поле сражения. Сотня отборных

воинов служит им в походе телохранителями. Жертвенных животных цари могут

брать с собой в поход сколько угодно: от каждой жертвы они получают шкуру и

спинную часть мяса. Таковы особые преимущества царей во время войны.

57. В мирное же время царям полагаются следующие [особые] преимущества. Во

время жертвоприношений от имени общины цари восседают на первом месте на

жертвенном пиршестве; по сравнению с остальными участниками им первым

подносят угощение и в двойном количестве52. При возлиянии царям полагается

первый кубок и шкура жертвенного животного. В первый и седьмой дни начала

месяца обоим царям община доставляет отборное животное (для

жертвоприношения в святилище Аполлона)53, а затем лаконский медимн ячменной

муки и лаконскую четверть вина. На всех состязаниях царям принадлежат

особые почетные места. Им поручено назначать проксенами54 любого из граждан

и выбирать по два пифия (пифиями называются послы в Дельфы, которые обедают

вместе с царями на общественный счет). Если цари не являются на пиршество,

то им посылают на дом 2 хеника ячменной муки и по котиле вина каждому. А

когда они приходят [на пир], то им подают все кушанья в двойном количестве.

Такой же почет оказывает им и частный гражданин, приглашая к обеду.

Изречения оракулов цари обязаны хранить в тайне55; знать эти изречения

должны также пифии. Только одним царям принадлежит право выносить решения

по следующим делам: о выборе мужа для дочери-наследницы56 (если отец никому

ее не обручил) и об общественных дорогах57. Также если кто пожелает

усыновить ребенка, то должен сделать это в присутствии царей. Цари заседают

также в совете 28 геронтов58. Если цари не являются в совет, то их

ближайшие родственники среди геронтов получают их привилегии, именно

каждый, кроме своего, получает еще два голоса.

58. Эти-то почести и права предоставляет царям спартанская община при

жизни. Посмертные же почести царей вот какие. О кончине царя всадники

сообщают во все концы Лаконии, а женщины ходят вокруг города и бьют в

котлы. Лишь только раздаются эти звуки, в каждом доме двое свободных людей

– мужчина и женщина – должны облечься в траур. Тех, кто не подчинился этому

приказу, ожидает суровая кара. Впрочем, обычаи лакедемонян при кончине

царей такие же, как и у азиатских варваров. Ведь у большинства варварских

племен те же обычаи при кончине царей. Всякий раз, когда умирает царь

лакедемонян, на погребении обязано присутствовать, кроме спартанцев, также

определенное число периэков59. Много тысяч периэков, илотов и спартанцев

вместе с женщинами собирается [на погребение]. Они яростно бьют себя в лоб,

поднимают громкие вопли и при этом причитают, что покойный царь был самым

лучшим из царей60. Если же смерть постигнет царя на поле брани, то в его

доме устанавливают изображение покойного и на устланном [цветами] ложе

выносят [для погребения]. После погребения царя на десять дней закрыт суд и

рынок, а также не бывает собраний по выборам должностных лиц, но в эти дни

все облекаются в траур.

59. Есть еще у спартанцев вот какой обычай, схожий с персидским. После

кончины царя его наследник, вступив на престол, прощает спартанцам все

долги царю или общине. И у персов также новый царь при восшествии на

престол прощает недоимки всем городам.

60. А вот следующий обычай лакедемонян похож на египетский. У них глашатаи,

флейтисты и повара наследуют отцовское ремесло. Сын флейтиста становится

флейтистом, сын повара – поваром, а глашатая – глашатаем. На смену потомкам

глашатаев не назначают посторонних из-за зычного голоса, но должность

остается в той же семье. Такие наследственные обычаи хранят спартанцы.

61. Итак, в то время как Клеомен находился на Эгине и действовал на благо

всей Эллады, Демарат клеветал на него не столько в интересах эгинцев,

сколько из зависти и злобы. Возвратившись с Эгины, Клеомен задумал поэтому

лишить Демарата престола. Нанести врагу удар он решил, воспользовавшись вот

чем. Спартанский царь Аристон, хотя и женатый дважды, не имел потомства. Не

считая себя виновным в этом, царь взял себе третью супругу. А вступил в

этот третий брак он вот каким образом. Был у Аристона среди спартанцев

друг, с которым он был особенно близок. У этого человека была супруга,

далеко превосходившая красотой всех спартанских женщин, притом еще

красавицей она стала из безобразной. Будучи дочерью богатых родителей,

девочка отличалась ужасным безобразием, и ее кормилица, чтобы помочь беде,

придумала вот какое средство (к тому же кормилица видела, что родители

девочки несчастны из-за безобразия дочери). Она приносила ребенка каждый

день в святилище Елены, в местность под названием Ферапна61, что над

святилищем Феба62. Принося ребенка в храм, кормилица всякий раз становилась

перед кумиром богини и молила даровать девочке красоту. И вот, как

рассказывают, однажды, когда кормилица уже покидала святилище, предстала ей

некая женщина и спросила, что она носит на руках. Кормилица отвечала, что

носит младенца. Женщина попросила показать ей дитя. Кормилица же

отказалась, так как родители запретили ей показывать девочку кому-либо.

Женщина все же просила непременно показать ей младенца. Тогда кормилица,

заметив, насколько важно этой женщине видеть девочку, показала ей. Женщина

погладила девочку по головке и сказала, что она будет красивейшей женщиной

в Спарте. И с этого дня [безобразная] наружность девочки изменилась, а

когда она достигла брачного возраста, то стала супругой Агета, сына Алкида,

именно упомянутого друга Аристона.

62. Как оказалось, Аристон распалился страстью к этой женщине и придумал

вот какую хитрость. Он обещал своему другу, супругу этой женщины, подарить

из своего имущества все, что тот пожелает. То же самое он просил и у своего

друга. Тот согласился, вовсе не опасаясь за свою жену, так как видел, что

Аристон уже женат. Потом друзья скрепили этот договор клятвой. Аристон

подарил Агету одну из своих драгоценностей по его выбору, а потом, выбирая

взамен равный дар у него, потребовал себе его жену. Агет сказал в ответ,

что жена – это единственное, что он не может отдать. Однако [в конце

концов], попавшись на коварную хитрость и связанный клятвой, был вынужден

уступить ее Аристону.

63. Так вот, Аристон вступил в третий брак, отпустив свою вторую жену.

Спустя немного времени (не прошло еще и десяти месяцев) эта женщина родила

ему этого самого Демарата. Во время заседания в совете с эфорами кто-то из

слуг принес царю весть о рождении сына. Аристон знал время, когда привел

супругу в свой дом. Прикинув на пальцах число [прошедших] месяцев, с

клятвой он воскликнул: "Это не мой сын!". Эфоры услышали эти слова, но не

обратили тогда на них никакого внимания63. Между тем младенец подрос, и

Аристон раскаялся в своих словах: теперь ведь он был совершенно уверен, что

Демарат – его сын. Дал же он младенцу имя Демарат, потому что весь

спартанский народ, почитавший Аристона больше всех своих прежних царей,

желал ему сына.

64. Через некоторое время Аристон скончался, и Демарат вступил на престол.

Однако судьбе, как кажется, было угодно, чтобы те слова [Аристона] стали

известны и [из-за них-то] Демарат и лишился престола. С Клеоменом Демарат

был в смертельной вражде. Сначала Демарат отвел свое войско из Элевсина, а

затем оклеветал Клеомена, когда тот переправился на Эгину, чтобы наказать

там сторонников персов.

65. Перед походом Клеомен договорился с Левтихидом, сыном Менара, внуком

Агиса (из того же дома, что и Демарат). Клеомен обещал возвести его на

престол вместо Демарата при условии, если тот выступит с ним в поход на

эгинцев. Левтихид же был заклятым врагом Демарата вот из-за чего. Левтихид

был обручен с Перкалой, дочерью Хилона, сына Демармена, а Демарат хитростью

расстроил этот брак. Опередив Левтихида, Демарат похитил эту женщину и сам

взял ее в жены. Из-за этого-то и началась вражда Левтихида с Демаратом.

Тогда по наущению Клеомена Левтихид под клятвой обвинил Демарата,

утверждая, что тот – не сын Аристона64 и поэтому незаконно царствует над

спартанцами. Принеся клятву, Левтихид напомнил слова, вырвавшиеся у

Аристона, когда слуга сообщил царю весть о рождении сына. Тогда царь, сочтя

по пальцам месяцы, поклялся, что это не его сын. Левтихид особенно ссылался

на эти слова царя в доказательство того, что Демарат – не сын Аристона и

незаконно присвоил себе царское достоинство. Свидетелями он вызвал тех

эфоров, которые заседали тогда в совете вместе с Аристоном и слышали его

слова.

66. У спартанцев из-за этого возникли разногласия, и, наконец, было решено

вопросить оракул в Дельфах: Аристонов ли сын Демарат. Когда по наущению

Клеомена дело это перенесли на решение Пифии, Клеомен сумел привлечь на

свою сторону Кобона, сына Аристофанта, весьма влиятельного человека в

Дельфах. А этот Кобон убедил Периаллу, прорицательницу, дать ответ, угодный

Клеомену. Так-то Пифия на вопрос послов изрекла решение: Демарат – не сын

Аристона. Впоследствии, однако, обман открылся: Кобон поплатился изгнанием

из Дельф, а прорицательница была лишена своего сана65.

67. Так-то был низложен Демарат. А бежал Демарат из Спарты в Персию вот

из-за какого оскорбления. После низложения с престола он был выбран на

другую начальственную должность. На празднике Гимнопедий Демарат был среди

зрителей. Левтихид, ставший вместо него царем, послал слугу издевательски

спросить Демарата, как ему нравится новая должность после царского сана.

Демарат, больно задетый этим вопросом, сказал в ответ, что он, Демарат, уже

изведал на опыте обе должности, а Левтихид – еще нет; вопрос этот, впрочем,

послужит для лакедемонян началом бесчисленных бедствий или безмерного

счастья. После этих слов Демарат с покрытой головой покинул праздник и

направился домой. Дома он сделал приготовление к жертве и принес Зевсу в

жертву быка. Затем он позвал свою мать.

68. Когда мать пришла, Демарат вложил ей в руки куски внутренностей жертвы

и стал взывать к ней такими словами: "О мать! Всеми богами и вот этим

Зевсом Геркейским заклинаю и молю тебя: открой мне правду, кто же мой

настоящий отец? Ведь на суде Левтихид утверждал, что ты пришла к Аристону,

уже имея во чреве плод от первого мужа. А иные распускают даже еще более

нелепые слухи, будто ты явилась в дом Аристона от пастуха ослов с нашего

двора и что я, мол, его сын. Заклинаю тебя богами, скажи правду! Если ты

действительно совершила что-либо подобное тому, о чем говорят люди, то ты –

не единственная: много женщин поступает так же. В Спарте повсюду ходила

молва, что Аристон не способен производить потомство, иначе ведь ему родили

бы детей прежние жены".

69. Так говорил Демарат, и мать отвечала ему вот какими словами: "Сын мой!

Ты заклинаешь меня открыть правду, так я расскажу тебе все, как было. На

третью ночь, после того как Аристон привел меня в свой дом, явился мне

призрак, похожий на Аристона. Он возлег со мной на ложе и увенчал венками,

которые принес. Затем призрак исчез и пришел Аристон. Увидев меня

увенчанной, он спросил, кто дал мне венки. Я сказала, что он сам, но

Аристон не хотел признаться в этом. А я тогда поклялась и сказала, что

нехорошо ему отрицать это: ведь он только что приходил ко мне, возлег со

мной на ложе и дал мне эти венки. Услышав мою клятву, Аристон понял, что

это – дело божества. И не только венки оказались из святилища героя, что

стоит перед входом в наш двор и называется храмом Астрабака, но и

прорицатели также изъяснили, что [явился мне] именно этот герой. Теперь,

дитя мое, ты знаешь все, что хотел знать. Либо ты родился от этого героя и

отец твой – герой Астрабак, или Аристон. Ведь в эту ночь я зачала тебя. А

то, на что больше всего ссылаются враги, утверждая, что сам-де Аристон при

вести о твоем рождении перед множеством свидетелей объявил, что ты – не его

сын, потому что десять месяцев еще не истекли, то у него лишь по неведению

в таких делах вырвалось это слово. Некоторые женщины ведь рожают даже

девяти и семимесячных младенцев, и не всегда они носят полные десять

месяцев. Я же родила тебя, дитя мое, семимесячным. И даже сам Аристон очень

скоро признал, что у него эти слова слетели с языка по неразумию. Не верь и

прочей болтовне о твоем рождении; ведь ты теперь узнал сущую правду. А от

ослиных пастухов пусть рожают детей жены Левтихиду и другим, кто

распространяет подобные слухи".

70. Так она сказала. А Демарат, узнав все, что ему хотелось узнать, взял с

собой съестного в дорогу и отправился в Элиду66 под предлогом, что ему

нужно вопросить оракул в Дельфах. Лакедемоняне же, подозревая намерение

Демарата бежать, бросились в погоню за ним. Беглец успел, однако, из Элиды

переправиться в Закинф. Лакедемоняне же последовали за ним и туда, настигли

его и захватили его спутников. Закинфяне, однако, не выдали Демарата, и он

оттуда уехал в Азию к царю Дарию. Царь принял изгнанника с великим почетом

и пожаловал ему землю и города. Так-то и при таких обстоятельствах прибыл

Демарат в Азию. Он прославился среди лакедемонян многими подвигами, великим

благоразумием и был единственным спартанским царем, который доставил им

славу победы в Олимпии с четверкой коней.

71. Левтихид же, сын Менара, вступил на престол после низложения Демарата.

У него был сын Зевксидам, которого некоторые спартанцы называли Киниском.

Этот Зевксидам не стал царем Спарты, так как скончался еще при жизни

Левтихида, оставив сына Архидама. После кончины Зевксидама Левтихид взял

себе вторую супругу Евридаму, сестру Мения, дочь Диакторида. Мужского

потомства от этой супруги у него не было, а только дочь Лампито, которую

Левтихид отдал в жены сыну Зевксидама Архидаму.

72. Сам Левтихид, однако, также не дожил в Спарте до старости. Ему пришлось

все же искупить свою вину перед Демаратом вот каким образом. Во время

похода в Фессалию он предводительствовал лакедемонянами и, хотя легко мог

покорить всю страну, позволил подкупить себя большими деньгами. Левтихида

застали на месте преступления: он сидел в своем собственном стане на мешке,

полном золота. Привлеченный к суду, царь бежал из Спарты, и его дом был

разрушен. Бежал же он в Тегею67 и там скончался. Впрочем, это произошло

позднее.

73. А Клеомен тотчас же после низложения Демарата вместе с Левтихидом

выступил в поход на Эгину, распалившись яростным гневом за причиненный ему

позор. Теперь, когда оба царя выступили против них, эгинцы не решились

сопротивляться. А цари выбрали десять эгинцев, самых богатых и знатных, и

увели их в плен. Среди них были и Криос, сын Поликрита, и Касамб, сын

Аристократа,– самые влиятельные граждане [на Эгине]. Затем пленных повели в

Аттику и отдали заложниками афинянам, злейшим врагам эгинцев.

74. Когда впоследствии обнаружились козни Клеомена против Демарата, Клеомен

в страхе перед спартанцами бежал в Фессалию. По при бытии оттуда в Аркадию

он поднял там мятеж, возбудив аркадцев против Спарты. Аркадцев он заставил

поклясться, что они пойдут за ним, куда бы он их ни повел. Именно, он хотел

собрать главарей аркадцев в городе Нонакрис и там заставить принести клятву

"водой Стикса"68. Близ этого города Нонакрис, как говорят аркадцы,

находится источник этой воды. И действительно, вода там стекает каплями со

скалы в овраг, обнесенный изгородью из терновника. Нонакрис же, близ

которого протекает этот источник, – аркадский город неподалеку от Фенея.

75. Узнав об этих происках Клеомена, лакедемоняне устрашились и возвратили

его в Спарту, где он стал, как и прежде, царем. Тотчас же по возвращении

его поразил недуг, именно безумие (впрочем, Клеомен уже и раньше был не

совсем в уме): так, первому встречному в Спарте царь тыкал своей палкой в

лицо. За такие безумные поступки родственники наложили на Клеомена ножные

колодки. Уже связанный, Клеомен, увидев, что он наедине со стражем,

потребовал нож. Страж сначала не хотел давать, но царь стал грозить, что

заставит его потом поплатиться, пока тот в страхе от угроз (это был илот)

не дал ему нож. Схватив это железное орудие, царь принялся увечить свое

тело, начиная от голеней. Он изрезал мясо [на теле] на полосы: от голеней

до ляжек и от ляжек до бедер и паха, Дойдя до живота, Клеомен и его изрезал

на полосы и таким образом скончался. Большинство эллинов утверждает, что

такая смерть постигла царя за то, что он подкупил Пифию, заставив ее дать

несправедливое изречение о Демарате69. Только одни афиняне приводят другую

причину смерти: именно то, что при вторжении в Элевсин70 царь велел

вырубить священную рощу богинь. А по словам аргосцев, причиной смерти

Клеомена было то, что он выманил из святилища Аргоса бежавших туда после

битвы аргосцев и приказал изрубить их и даже священную рощу безрассудно

предал огню.

76. Клеомен ведь вопрошал дельфийский оракул и в ответ получил изречение,

что завоюет Аргос. Во главе спартанского войска царь прибыл к реке Эрасину,

которая, как говорят, вытекает из Стимфальского озера. Озеро же это

изливается в невидимую расселину и снова появляется на поверхность в

Аргосе, где его воды аргосцы называют [рекой] Эрасином. И вот, подойдя к

этой реке, Клеомен принес ей жертву. Однако знамения оказались вовсе

неблагоприятными для переправы. Царь заявил, что очень хвалит Эрасин за то,

что тот не выдает своих земляков, но аргосцев все-таки постигнет кара.

Затем он отвел свое войско в Фирею, принес в жертву быка и потом на

кораблях переправился в Тиринфскую землю и в Навплию.

77. При вести о его высадке аргосцы выступили с войском к морю. Близ

Тиринфа, в той местности, где лежит [селение] по имени Сепия, на небольшом

расстоянии от врага аргосцы расположились станом. Открытого сражения

аргосцы не боялись, опасаясь только, как бы их коварно не захватили

врасплох. На это действительно указывало изречение оракула, данное Пифией

им одновременно с милетянами. Оракул гласил так71:

Если же в битве жена одолеет когда-либо мужа,

 Дав изгнанье в удел, меж аргивян же славу стяжает,

 Много аргивянок станет свой лик от печали царапать.

 Скажет тогда кто-нибудь из грядущих потомков [аргосских]:

 "Страшный в извивах дракон72 погиб, копием прободенный".

Все это привело аргосцев в ужас, и они решили поэтому подражать действиям

глашатая врагов. А решив так, они стали действовать вот как. Когда

спартанский глашатай что-нибудь объявлял лакедемонянам, то и [глашатай]

аргосцев повторял его слова.

78. Клеомен заметил, что аргосцы делают все, что объявляет его глашатай, и

приказал воинам по знаку глашатая к завтраку взяться за оружие и идти в

атаку на аргосцев. Так лакедемоняне и поступили. Когда аргосцы по знаку

глашатая приступили к завтраку, лакедемоняне напали на них и многих

перебили, а еще большую часть, которая нашла убежище в [священной] роще

Аргоса, окружили и держали под стражей.

79. Тогда Клеомен сделал вот что. Узнав от перебежчиков имена запертых в

святилище аргосцев, он велел вызывать их поименно, объявляя при этом, что

получил уже за них выкуп (выкуп же за каждого пленника установлен у

пелопоннесцев по 2 мины). Так Клеомен вызвал одного за другим около 500

аргосцев и казнил их. Оставшиеся в святилище не знали о их судьбе, так как

роща была густая и те, кто там находился, не могли видеть, что происходит

снаружи, пока кто-то из них не влез на дерево и не увидел сверху, что там

творится. Тогда, конечно, никто уже больше не вышел на зов.

80. Тогда Клеомен приказал всем илотам навалить вокруг [святилища] дров и

затем поджечь рощу73. Когда роща уже загорелась, царь спросил одного из

перебежчиков: какому божеству она посвящена. Тот сказал, что это – роща

Аргоса. Услышав такой ответ, Клеомен с глубоким вздохом сказал: "О,

прорицатель Аполлон! Сколь жестоко ты обманул меня твоим изречением, что я

завоюю Аргос! Я полагаю, что пророчество это теперь исполнилось".

81. После этого Клеомен отправил большую часть своего войска в Спарту, а

[сам] с 1000 отборных воинов направился к храму Геры совершить

жертвоприношение. Когда он хотел начать там приносить жертву на алтаре,

жрец запретил ему, сказав, что чужеземцам не дозволено приносить жертвы.

Тогда Клеомен приказал илотам прогнать жреца от алтаря и подвергнуть

бичеванию. Царь принес жертву сам и затем возвратился в Спарту.

82. По возвращении враги Клеомена привлекли его к суду эфоров, утверждая,

что царь дал себя подкупить и поэтому-де не взял Аргоса, который можно было

захватить. В свою защиту Клеомен объявил (я не могу с уверенностью сказать,

лгал ли он или говорил правду): после взятия святилища Аргоса он, дескать,

решил, что предсказание бога сбылось. Поэтому он счел неразумным нападать

на город, пока не принесет жертвы и не узнает, отдаст ли божество в его

руки город или воспрепятствует ему. Но когда он стал приносить жертвы в

святилище Геры, то из груди кумира сверкнуло пламя. Таким образом, он

совершенно ясно понял, что не возьмет Аргоса. Если бы пламя сверкнуло из

головы кумира, то он, наверно, взял бы город и акрополь. Но так как пламя

воссияло из груди, то он понял, что совершил все так, как желало божество.

Эти слова Клеомена показались спартанцам убедительными и правдоподобными, и

он был оправдан значительным большинством голосов.

83. Аргос же настолько опустел, что рабы захватили там верховную власть и

управляли всеми делами до тех пор, пока сыновья погибших не возмужали.

Тогда они вновь отвоевали Аргос и изгнали рабов. Изгнанные же рабы силой

оружия овладели Тиринфом. Некоторое время у аргосцев с изгнанниками-рабами

были дружественные отношения. Затем к рабам пришел прорицатель Клеандр,

родом из Фигалии, в Аркадии. Этот человек убедил рабов напасть на своих

господ. С тех пор началась у них долгая война, пока наконец аргосцы с

трудом не одолели врага74.

84. Так вот, это-то и было, по словам аргосцев, причиной безумия и ужасной

гибели Клеомена. Сами же спартанцы утверждают, что божество вовсе не

виновно в безумии царя: общаясь со скифами, он научился пить неразбавленное

вино и от этого впал в безумие. После вторжения Дария в их страну

скифы-кочевники вознамерились отомстить царю. Они отправили в Спарту послов

и заключили союз с лакедемонянами. При этом было решено, что сами скифы

сделают попытку вторгнуться в Мидию вдоль течения реки Фасиса75, в то время

как спартанцы из Эфеса направятся внутрь [персидской] страны на соединение

со скифами. Клеомен же, как говорят, когда скифы прибыли [в Спарту] для

переговоров, слишком часто общался со скифами; общаясь же с ними больше,

чем подобало, он научился у них пить неразбавленное вино. От этого-то, как

думают, спартанский царь и впал в безумие. С тех пор спартанцы, когда хотят

выпить хмельного вина, говорят: "Наливай по-скифски". Так рассказывают

спартанцы о Клеомене. Я же думаю, что этим [безумием] он искупил свой

поступок с Демаратом.

85. Между тем эгинцы, узнав о кончине Клеомена, отправили вестников в

Спарту принести жалобу на Левтихида по делу о заложниках, содержавшихся в

Афинах. Лакедемоняне же тогда назначили суд. Суд постановил, что Левтихид

причинил эгинцам великую несправедливость и за это его следует выдать им на

Эгину вместо заложников, задержанных в Афинах. Когда эгинцы собирались уже

увести Левтихида, то Феасид, сын Леопрепея, уважаемый в Спарте человек,

сказал им: "Что вы задумали делать, эгинцы? Спартанского царя увести,

которого вам выдали его сограждане? Если ныне спартанцы в своем гневе даже

и вынесли такое решение, то берегитесь, как бы потом, если вы это сделаете,

они не погубили вашу страну". Выслушав эти слова, эгинцы отказались от

своего намерения увести с собой царя. Однако они договорились, что Левтихид

отправится в Афины и вернет им заложников.

86. Левтихид прибыл в Афины и потребовал выдачи заложников. Афиняне же, не

желая выдавать их, выставляли [разные] отговорки. Так, они говорили, что

заложников им передали оба царя и они теперь не могут их выдать одному царю

без согласия другого. Когда же афиняне [решительно] отказались, Левтихид

сказал им вот что: "Афиняне! Поступайте, как хотите. Но если вы отдадите

заложников, поступите справедливо. Если же не отдадите, совершите

несправедливость. Я хочу рассказать вам, что произошло однажды в Спарте с

оставленным на хранение добром. У нас, спартанцев, есть предание, что за

три поколения до нашего времени жил в Лакедемоне некий человек, по имени

Главк, сын Эпикида. Он был во всех отношениях выдающимся человеком в

Лакедемоне, и в особенности слыл самым честным человеком среди тогдашних

лакедемонян. Однажды случилось с ним вот что. Прибыл в Спарту один

милетянин, посетил Главка и сделал ему такое предложение: "Я – милетянин и

пришел к тебе, Главк, желая воспользоваться твоей честностью. Ведь по всей

Элладе и даже в Ионии идет о ней громкая слава. Я подумал, как все-таки

жизнь в Ионии с давних пор сопряжена с опасностями76 и сколь прочно

положение у вас в Пелопоннесе. Ведь у нас, в Ионии, никогда богатый не

может рассчитывать на сохранность своих денег. И вот, поразмыслив так, я

решил половину всего моего состояния превратить в деньги и отдать тебе на

хранение, так как уверен, что в твоих-то руках они будут в сохранности.

Итак, возьми мои деньги, а эти [опознавательные] таблички77 сохрани. Кто,

предъявив их, потребует деньги, тому и отдай". Так сказал чужеземец из

Милета, а Главк принял сданные ему на указанных условиях деньги. Прошло

много времени, и тогда прибыли в Спарту сыновья того человека, вверившего

деньги Главку. Они явились к Главку и, показав [опознавательные] таблички,

потребовали возвращения денег. А тот отказал им, ответив вот что: "Я не

знаю об этом деле и не могу припомнить ничего из того, о чем вы говорите.

Однако если вспомню, то желаю поступить по справедливости. Ведь если я

[действительно] получил деньги, то должен честно их вернуть. Если же я

вовсе их не получал, то поступлю по эллинским законам. Четыре месяца даю

вам сроку от сегодняшнего дня, чтобы доказать ваши требования". Печально

возвратились милетяне домой, думая, что лишились уже своих денег. А Главк

отправился в Дельфы вопросить оракул. Когда же он вопросил оракул, должен

ли он присвоить деньги ложной клятвой, то Пифия грозно изрекла ему в ответ

такие слова:

Сын Эпикида, о Главк: сейчас тебе больше корысти

 Клятвою верх одержать, вероломной, и деньги присвоить.

 Ну же, клянись, ибо смерть ожидает и верного клятве.

 Впрочем, у клятвы есть сын, хотя безымянный, безрукий,

 Он и безногий, но быстро настигнет тебя, покуда не вырвет

 С корнем весь дом твой и род не погубит,

 А доброклятвенный муж и потомство78 оставит благое.

Услышав этот оракул, Главк попросил у бога прощения за свой вопрос. Пифия

же ответила, что испытывать божество и приносить ложную клятву – одно и то

же. Тогда Главк послал за чужеземцами-милетянами и отдал им деньги. А я,

афиняне, хочу теперь объяснить, чего ради я рассказал эту повесть. Не

осталось теперь ни Главкова потомства, ни дома, который носил его имя в

Спарте: с корнем вырван его род. Поэтому всякому, у кого требуют

возвращения заклада, следует думать только о том, чтобы вернуть его

собственникам". Так говорил Левтихид. А афиняне и тогда не вняли его

словам, и царю пришлось возвратиться домой [ни с чем].

87. Эгинцы же, не искупив еще своих прежних обид, которые они дерзко в

угоду фиванцам нанесли афинянам, сделали вот что. В гневе на афинян и

почитая себя обиженными, эгинцы стали готовиться к мщению. Во время

празднества, справляемого афинянами каждые пять лет у Суния79, они

подстерегли и захватили священный корабль со знатными афинянами. Захватив

корабль, эгинцы бросили затем пленников в оковы.

88. Тогда афиняне решили немедленно всеми доступными средствами наказать

эгинцев. Жил тогда на Эгине почтенный человек по имени Никодром, сын Кнефа.

Он затаил злобу на эгинцев за свое прежнее изгнание с острова. Прослышав,

что афиняне готовы напасть на Эгину, Никодром задумал предать афинянам свой

родной город. Он назначил уже срок восстания и день, когда афиняне должны

прийти на помощь.

89. После этого в определенный день Никодром овладел так называемым старым

городом. Афиняне же не явились вовремя, так как у них не было достаточно

кораблей, чтобы сразиться с эгинским флотом. Пока афиняне упрашивали

коринфян дать им корабли, все предприятие рухнуло. Коринфяне, которые были

тогда в большой дружбе с афинянами, дали, правда, им 20 кораблей (продав по

5 драхм каждый, так как дарить по закону запрещалось). С этими кораблями,

прибавив к ним еще своих (всего 70 кораблей) и посадив на них экипаж,

афиняне отплыли на Эгину, но запоздали на один день.

90. Так как афиняне не явились в назначенное время, то Никодрому пришлось

сесть на корабль и бежать с Эгины. За ним последовали и другие эгинцы.

Афиняне поселили их на Сунии, откуда эти люди устраивали разбойничьи набеги

на остров. Впрочем, это происходило уже позднее.

91. Богатые80 эгинцы одолели тогда [простой] народ, восставший вместе с

Никодромом, и повели затем захваченных в плен повстанцев на казнь. С тех

пор они навлекли на себя проклятие, которое не смогли уже искупить

жертвами, несмотря на все старания. И только после изгнания [богачей] с

острова богиня вновь стала милостивой к ним. Ведь тогда они захватили в

плен живыми 700 человек из народа и предали казни. Одному из пленников

удалось вырваться из оков и бежать к портику святилища Деметры Фесмофоры.

Ухватившись за дверное кольцо, он крепко держался. Преследователи, несмотря

на все усилия, не могли оттащить его. Тогда они отрубили руки несчастному и

увели на казнь. А руки его, словно приросшие к дверному кольцу, продолжали

висеть81.

92. Вот как свирепствовали эгинцы против своих же сограждан! По прибытии

афинян на 70 кораблях произошло морское сражение. Эгинцы были разбиты и,

как и прежде, [снова] обратились за помощью к аргосцам. На этот раз

аргосцы, однако, ответили отказом: они обиделись на эгинцев за то, что

эгинские корабли, конечно вынужденные Клеоменом, направились в Арголиду и

высадили там лакедемонское войско. При этом вторжении высадили войско также

и сикионские корабли. Аргосцы наложили за это на Эгину и Сикион 1000

талантов штрафа – по 500 талантов на каждый город82. Сикионцы признали свою

вину и согласились искупить ее, уплатив 100 талантов. Эгинцы же не только

отвергли виновность, но держались даже слишком заносчиво. Поэтому-то теперь

ни один аргосец не пришел на помощь эгинцам от имени государства. Все же

около 1000 добровольцев под предводительством Еврибата, искусного борца в

пятиборье83, прибыло [на остров]. Большинство этих добровольцев не

вернулось домой: их перебили афиняне на Эгине. Сам же их предводитель

Еврибат одолел в единоборстве троих противников и был убит четвертым –

Софаном из Декелеи.

93. Эгинцы же со своими кораблями напали на афинские корабли, стоявшие в

беспорядке, и нанесли им поражение. Четыре афинских корабля с экипажем

попали в руки неприятелей.

94. Так-то афиняне начали войну с эгинцами. Между тем персидский царь стал

приводить в исполнение свои замыслы. Ведь слуга постоянно напоминал царю не

забывать об афинянах, а Писистратиды не переставали клеветать на афинян и

возбуждать против них Дария. Вместе с тем Дарий намеревался под предлогом

похода на афинян подчинить и других эллинов, которые не дали ему земли и

воды. За неудачу в походе царь отстранил Мардония от должности. На его

место он назначил двух новых военачальников, именно мидянина Датиса и

Артафрена, сына Артафрена, своего племянника, и затем отправил их против

Эретрии и Афин. Послал же их царь с приказанием обратить в рабство жителей

Афин и Эретрии и привести пред его царские очи.

95. Эти назначенные вновь военачальники во главе многочисленного и

прекрасно снаряженного войска прибыли на Алейскую равнину в Киликии. Пока

они стояли там станом, подошел и весь флот (каждый приморский город был

обязан выставлять корабли). Прибыли также и грузовые суда для перевозки

лошадей (эти суда Дарий велел построить в прошлом году своим данникам).

Погрузив лошадей на эти суда и посадив пехотинцев на корабли, персы отплыли

на 600 триерах в Ионию. Оттуда, однако, они взяли курс не прямо вдоль

берегов Геллеспонта и Фракии, но из Самоса поплыли мимо Икара от острова к

острову. Как мне кажется, они прежде всего страшились объезда вокруг Афона,

где в прошлом году им пришлось испытать великое бедствие. Кроме того, и

Наксос, все еще не захваченный84, вынуждал их держаться этого курса.

96. Из Икарийского моря персы подошли к Наксосу (на этот остров они прежде

всего решили напасть). Наксосцы же, помня прежнюю осаду, не стали ждать

нападения и бежали в горы. Персы же обратили в рабство попавшихся в их руки

жителей и сожгли святилище и город. Затем они отплыли к другим островам.

97. Тем временем делосцы, так же как наксосцы, покинув свой остров,

поспешно бежали на Тенос. Когда персидский флот появился [у острова],

Датис, плывший впереди, приказал кораблям не бросать якорей возле острова,

но по другую сторону, у Ренеи. Сам же Датис, узнав, где находятся делосцы,

велел через глашатая сказать им следующее: "Жители священного острова!

Зачем вы убегаете, подозревая меня в недостойных замыслах. Ведь я и сам

настолько благоразумен, да и царь приказал мне: отнюдь не разорять этой

страны, родины этих двух божеств85, и не обижать ее жителей. Так вот,

возвращайтесь в ваши дома и живите на острове". Это Датис велел сообщить

делосцам через глашатая. Затем, возложив на алтарь 300 талантов

благовоний86, он воскурил фимиам.

98. После этого жертвоприношения Датис отплыл со своими кораблями, на

которых находились ионяне и эолийцы, сначала в Эретрию. На Делосе же после

его отплытия произошло землетрясение, первое и единственное, как меня

уверяли делосцы, до нашего времени. Быть может, этим знамением бог желал

указать людям на грядущие бедствия. Ведь за время царствования Дария, сына

Гистаспа, Ксеркса, сына Дария, и Артоксеркса, сына Ксеркса, на протяжении

этих трех поколений Эллада испытала больше невзгод, чем за 20 поколений до

Дария. Эти невзгоды постигли Элладу отчасти по вине персов, отчасти же по

вине главных эллинских городов, боровшихся за первенство87. Поэтому и нет

ничего невероятного в том, что на Делосе случилось землетрясение, чего

никогда раньше не было. Об этом было сказано также в изречении оракула:

Делос я поколеблю, хоть неколебим он доселе.

На эллинском языке имена персидских царей означают вот что: Дарий –

деятельный, Ксеркс – воин, Артоксеркс – великий воин, и мы могли бы

совершенно правильно этих царей так и называть на нашем языке88.

99. Отплыв с Делоса, варвары приставали к островам, набирали там войско и

брали в заложники детей островитян. Так, плывя от острова к острову, они

прибыли к Каристу. Каристийцы ведь не дали персам заложников и отказывались

воевать против соседних городов, именно против Эретрии и Афин. Поэтому

персы начали осаждать их город и опустошать их землю, пока каристийцы не

подчинились.