Геродот. История. Книга Девятая. Каллиопа

1-9 10-19 20-29 30-39 40-49 50-59

60-69 70-79 80-89 90-99 100-109 110-119 120-122

1. А Мардоний после возвращения Александра с ответом афинян выступил из

Фессалии и пошел на Афины. Жителей тех местностей, где проходило войско, он

заставлял следовать за собою. Фессалийские властители между тем вовсе не

раскаивались в своих прежних поступках, но теперь даже гораздо более

настойчиво побуждали царя [напасть на Элладу]. Так, Форак из Ларисы,

сопровождавший Ксеркса во время бегства из Эллады, теперь открыто разрешил

Мардонию проход через свою страну в Элладу.

2. Когда же персидское войско прибыло в Беотию, фиванцы стали уговаривать

Мардония не идти дальше: они советовали разбить здесь стан, так как, по их

словам, в Элладе нет более подходящего места для военных действий, чем

Беотия. Дальше ему не следует двигаться, но на месте пытаться без боя

покорить всю Элладу. Силой ведь одолеть эллинов было бы трудно целому

свету, когда те единодушны, как это было до сих пор. "Если ты последуешь

нашему совету, – говорили они, – то легко расстроишь все их враждебные

замыслы. Пошли денежные подарки наиболее влиятельным людям в отдельных

городах и этим ты внесешь раздор в Элладу. А затем с помощью твоих новых

приверженцев без труда одолеешь врагов".

3. Так беотийцы советовали Мардонию, а тот не послушался их: он горел

желанием вторично взять Афины, отчасти из безрассудного упрямства, а

отчасти также потому, что решил сообщить царю весть о взятии Афин

сигнальными огнями через острова, пока тот еще пребывал в Сардах. Однако,

когда Мардоний вступил в Аттику, он не нашел там афинян. Большинство их, по

слухам, вновь переправилось на кораблях на Саламин, и он взял пустой город.

А [первое] взятие города царем произошло за 10 месяцев до вторжения

Мардония.

4. Из Афин Мардоний послал на Саламин геллеспонтийца Мурихида с таким же

предложением, какое раньше передал афинянам македонянин Александр.

Враждебное настроение афинян Мардоний, конечно, знал заранее, но все же

вновь отправил посла в надежде, что захват военной силой и подчинение

Аттики исцелит афинян от глупого упрямства. Вот почему Мардоний и отправил

Мурихида на Саламин.

5. А Мурихид предстал перед советом [афинян] и изложил поручение Мардония.

Один из советников, Ликид, высказался за то, что лучше было бы не отвергать

предложения Мурихида, а представить его народному собранию. А подал такое

мнение Ликид неизвестно, потому ли, что был подкуплен Мардонием, или

оттого, что считал его действительно правильным. Афиняне же, услышав такой

совет, пришли в негодование (советники – не менее, чем народ, с нетерпением

ожидавший на улице) и тотчас обступили Ликида и побили его камнями.

Геллеспонтийца же Мурихида они отпустили невредимым. На Саламине между тем

поднялось смятение из-за Ликида; афинские женщины, узнав о происшествии,

знаками подстрекая и забирая по пути с собой одна другую, явились к жилищу

Ликида и побили камнями его жену и детей.

6. На Саламин же афиняне переправились вот как. В ожидании прибытия

пелопоннесского войска афиняне оставались в Аттике. Но так как пелопоннесцы

все время медлили с помощью, попусту проводя время, а Мардоний наступал и,

как сообщали, стоял уже в Беотии, то афиняне перенесли свое имущество в

безопасное место, а сами переправились на Саламин. А в Лакедемон афиняне

отправили послов с упреками лакедемонянам за то, что те допустили вторжение

варваров в Аттику, не встретив врага в Беотии. Послы должны были, кроме

того, напомнить им о щедрых посулах персидского царя афинянам (в случае их

перехода к персам). Да к тому же еще объявить лакедемонянам: если те

откажут в помощи, афиняне сами найдут средство спасения.

7. Лакедемоняне же как раз справляли тогда праздник, именно Гиакинфии, и

для них важнее всего в то время было чествование божества (да и стена,

воздвигаемая в Истме, была почти готова, и на ней даже ставили зубцы

[башен]). По прибытии в Лакедемон афинские послы вместе с мегарцами и

платейцами явились к эфорам и сказали вот что: "Послали нас афиняне и

велели передать вам, что царь мидян возвращает нам нашу землю и желает

заключить с нами союз на условиях полного равенства [обеих сторон], без

обмана и коварства. Он жалует нам кроме нашей земли еще и другую по нашему

выбору. А мы не приняли его предложений из благоговейного страха перед

эллинским Зевсом и потому, что измена Элладе для нас – отвратительное

деяние. Мы отказались, хотя эллины обижали нас и покинули на произвол

судьбы и хотя мы знали, что мир с царем нам выгоднее войны. Все же

добровольно мы, конечно, не заключили мира с персами. И [поэтому] наш образ

действий и намерения по отношению к эллинам честны и искренни. Вы же,

напротив, были тогда в сильнейшей тревоге: как бы мы не помирились с

персидским царем. А после того как вам стали ясны наши намерения (именно,

что мы никогда не предадим Эллады) и так как стена на Истме была почти

готова, тогда вы стали совершенно безразличны к афинянам. Договорившись с

нами встретить персов в Беотии, вы покинули нас и допустили варваров в

Аттику. Поэтому-то афиняне в данный момент гневаются на вас: ведь вы

поступили нечестно. Афиняне требуют теперь, чтобы вы без промедления

послали войско и вместе с ними дали отпор врагу в Аттике. Но так как мы уже

[из-за вашей медлительности] опоздали вступить в Беотию, то на нашей земле

самым подходящим полем битвы будет Фриасийская равнина".

8. Выслушав эту речь, эфоры отложили ответ на следующий день, а потом –

снова на день. И так они поступали 10 дней, откладывая ответ со дня на

день. А в это время пелопоннесцы с великим усердием возводили стену на

Истме и закончили работы. И я по крайней мере не могу привести никакой иной

причины, почему спартанцы, когда Александр был в Афинах, всеми силами

старались не допустить примирения афинян с персами, а потом совершенно

перестали заботиться об этом, кроме той, что теперь они успели укрепить

Истм и считали, что афиняне им уже более не нужны. А когда Александр прибыл

в Аттику, стена [на Истме] была еще не готова, но работы, впрочем, велись

усердно, так как спартанцы были охвачены ужасом перед [нашествием] персов.

9. Наконец спартанцы дали ответ и выступили, и вот при каких

обстоятельствах. Накануне дня последнего приема афинских послов некто Хилей

из Тегеи (человек, наиболее уважаемый из чужеземцев в Лакедемоне) узнал от

эфоров содержание речи афинян и сказал им вот что: "Дело обстоит вот как,

эфоры: если афиняне – не наши друзья, а, наоборот, союзники персидского

царя, то ворота в Пелопоннес, несмотря на мощную стену поперек Истма,

врагам открыты. Поэтому послушайтесь меня и уступите, пока афиняне еще не

приняли какого-нибудь гибельного решения для Эллады".

10. Так Хилей советовал спартанцам. А те взвесили его слова и тотчас же,

ничего не сообщив послам трех городов, еще ночью выслали отряд в 500

спартанцев (причем к каждому спартанскому гоплиту приставили по семи

илотов). Предводительствовать этим войском в походе они приказали Павсанию,

сыну Клеомброта. Высшее начальство по закону принадлежало, собственно,

Плистарху, сыну Леонида. Но тот был еще ребенком, а Павсаний как его

двоюродный брат являлся его опекуном (ведь Клеомброта, отца Павсания, сына

Анаксандрида, уже не было в живых). После того как Клеомброт отвел домой

войско, строившее стену на Истме, он вскоре скончался. Отвел же Клеомброт

войско с Истма вот почему: во время гадания по жертвам о походе против

персов солнце на небе померкло. Павсаний же взял себе в товарищи

Еврианакта, сына Дориея, также происходившего из царского рода.

11. Итак, войско во главе с Павсанием покинуло Спарту. А послы, еще ничего

не зная об отправлении войска из Спарты, с наступлением дня пришли к

эфорам, намереваясь также покинуть Лакедемон и вернуться домой. И вот,

явившись к эфорам, послы повели такую речь: "Вы, лакедемоняне, остаетесь

здесь, справляете Гиакинфии, веселитесь, предавая своих союзников! А

афиняне, с которыми вы так недостойно обращаетесь, вынуждены будут теперь

заключить мир с персидским царем, как только у них будет возможность для

этого, так как у них больше нет союзников. Если же мы примиримся с персами,

то, естественно, станем союзниками царя и тогда пойдем в поход вместе с

персами, против кого они нас поведут. А чем все это кончится для вас, вы

потом узнаете". В ответ на эту речь послов эфоры дали клятвенное заверение:

их воины выступили в поход против чужеземцев (чужеземцами они называли

варваров) и теперь, должно быть, прибыли уже к святилищу Ореста. Послы же

не поняли их и спросили: "Что значат эти слова". И тогда они узнали всю

правду и в полном изумлении немедленно отправились вслед за войском. Вместе

с ними вышел также пятитысячный отряд тяжеловооруженных лакедемонских

периэков.

12. Между тем спартанцы спешили к Истму. Аргосцы же, лишь только узнали о

выступлении войска во главе с Павсанием из Спарты, послали глашатаем в

Аттику лучшего скорохода, какого могли найти, так как они раньше

добровольно обещали Мардонию задержать выступление спартанцев. Прибыв в

Афины, скороход передал Мардонию вот что: "Мардоний! Послали меня аргосцы с

вестью: спартанское ополчение покинуло Спарту и аргосцы не в силах помешать

их выступлению. Поэтому постарайся хорошо обдумать положение".

13. После этого скороход поспешил назад, а Мардоний, получив такую весть,

не имел больше охоты оставаться в Аттике. Однако он пока не трогался с

места, желая проведать намерения афинян: он не опустошал и не разорял

Аттики, так как все еще не терял надежды на мир с афинянами. Когда же

Мардонию не удалось склонить афинян на свою сторону и он понял [истинное]

положение дел, то отступил, пока войско Павсания еще не прибыло на Истм,

предав огню Афины. Все, что еще уцелело [в городе] от стен, жилых домов и

храмов, он велел разрушить и обратить во прах. Отступил Мардоний вот по

какой причине. Аттическая земля была неудобна для действий персидской

конницы, и, потерпи он здесь поражение, отступать пришлось бы через ущелье,

где персов могла бы задержать даже горсть врагов. Поэтому-то Мардоний и

решил возвратиться в Фивы и дать битву у дружественного города и на земле,

удобной для действий конницы.

14. Итак, Мардоний начал отступление. В пути пришла к нему весть о том, что

1000 лакедемонян – головной отряд эллинского войска – уже стоит в Мегерах.

Узнав об этом, Мардоний стал обдумывать, как бы ему прежде всего захватить

этот отряд. Итак, он повернул назад и повел войско в Мегары. Конница же

двинулась вперед и опустошила Мегариду. Эта была самая дальняя страна на

западе Европы, до которой дошло это персидское войско.

15. После этого Мардоний получил [новую] весть, что эллины собрались на

Истме. На обратном пути он шел через Декелею, потому что беотархи послали

за соседями – жителями Асопа, чтобы те показали путь войску в Сфендалу и

оттуда в Танагру. В Танагре Мардоний остановился на ночлег и затем на

следующий день направился в Скол и теперь находился уже на Фиванской земле.

Там он приказал вырубить [плодовые] деревья на полях фиванцев, хотя те

держали сторону персов. Мардоний сделал это, впрочем, без всякого злого

умысла против них: ему было настоятельно необходимо построить полевое

защитное укрепление для войска, чтобы иметь убежище на случай поражения.

[Укрепленный] стан, построенный Мардонием, простирался, начиная от Эрифр,

мимо Гисий, вплоть до Платейской области вдоль реки Асопа. Впрочем,

Мардоний укрепил стан не на всем протяжении, а только приблизительно на 10

стадий по обеим сторонам [полевого] укрепления.В то время когда варвары

занимались этими работами, Аттагин, сын Фринона, фиванец, устроил у себя

роскошный пир и пригласил самого Мардония и с ним пятьдесят знатнейших

персов. Приглашенные персы явились. Пиршество происходило в Фивах.

16. То, что случилось дальше, я узнал от Ферсандра из Орхомена, одного из

самых уважаемых людей в городе. А Ферсандр рассказывал, что Аттагин позвал

его самого на пир и кроме него еще пятьдесят фиванцев. Аттагин разместил

каждого из гостей не на отдельном ложе, но перса с фиванцем [попарно] на

одном ложе. После обеда за вином сосед его по ложу на эллинском языке

спросил, откуда он. Ферсандр же ответил, что он из Орхомена. Тогда перс

сказал: "Так как ты – мой сотрапезник и мы вместе совершили возлияние, то в

память моего дружеского расположения я желаю открыть тебе кое-что, что

поможет тебе в будущем принять полезное решение. Видишь ли пирующих здесь

персов и войско, которое оставлено нами в стане там на реке? От всех этих

людей (ты скоро это увидишь) останется какая-нибудь горсть воинов". Слова

эти перс произнес с горькими слезами. А Ферсандр в изумлении от такой речи

спросил тогда: "Не следует ли сообщить обо всем этом Мардонию и подчиненным

ему военачальникам?". А перс отвечал: "Друг! Не может человек отвратить то,

что должно совершиться по божественной воле. Ведь обычно тому, кто говорит

правду, никто не верит. Многие персы прекрасно знают свою участь, но мы

вынуждены подчиняться силе. Самая тяжелая мука на свете для человека –

многое понимать и не иметь силы [бороться с судьбой]". Это мне рассказал

Ферсандр из Орхомена и добавил, что еще перед битвой при Платеях он

рассказывал об этом многим другим людям.

17. Когда Мардоний стоял в Беотии, все остальные эллинские племена –

союзники персов в той области – прислали свои отряды [на помощь]. Они все

уже раньше принимали участие во вторжении в Аттику, кроме одних фокийцев. И

фокийцы также, конечно, держали сторону персов, правда, не по доброй воле,

а по принуждению. Через несколько дней по прибытии персов в Фивы пришла и

1000 фокийских гоплитов во главе с Гармокидом, одним из самых уважаемых

граждан Фокиды. Когда же фокийцы также явились в Фивы, Мардоний послал

всадников с приказом фокийцам расположиться на равнине отдельно. Фокийцы

повиновались, и вдруг перед ними появилась вся персидская конница. После

этого среди эллинов в персидском стане прошел слух, что Мардоний хочет

перебить [фокийцев]; и этот слух дошел до фокийцев. Тогда-то их

военачальник Гармокид обратился к фокийцам с речью и, воодушевляя их,

сказал вот что: "Как я полагаю, нас оклеветали фессалийцы. Пусть теперь

каждый проявит свою доблесть! Лучше ведь пасть в борьбе, храбро защищая

свою жизнь, чем сдаться врагам на милость и погибнуть позорной смертью.

Дайте врагам почувствовать, что они варвары, коварно замыслившие гибель

эллинам".

18. Так он говорил, а [персидские] всадники окружили фокийцев со всех

сторон и стали нападать, угрожая смять их конями. И вот уже луки [персов]

были натянуты, чтобы пустить стрелы (и некоторые, вероятно, даже

выстрелили). А фокийцы выстроились кругом, фронтом против врага, сомкнув

свои ряды как можно теснее. Тогда всадники повернули коней и ускакали

назад. Я не могу, впрочем, сказать определенно: действительно ли всадники

прискакали по наущению фессалийцев, чтобы перебить фокийцев, а затем только

из страха потерпеть урон от готовых к защите фокийских гоплитов, они по

приказу Мардония повернули назад. Или, быть может, Мардонию захотелось

испытать их мужество. Когда же всадники возвратились, Мардоний послал

глашатая и приказал ему сказать фокийцам вот что: "Не страшитесь, фокийцы!

Вы проявили себя доблестными мужами, а не такими, как я слышал о вас.

Теперь же, не щадя своих сил, помогайте нам в этой войне. А за ваши услуги

и я, и царь щедро отплатим вам". Так обстояло дело с фокийцами.

19. Лакедемоняне же, прибыв на Истм, разбили стан. Когда остальные

пелопоннесцы, поскольку они избрали "лучшую долю", прослышали об этом (а

некоторые даже видели выступление спартанцев в поход), то не захотели

отставать от лакедемонян. И вот, после того как при жертвоприношении на

Истме выпали благоприятные знамения, все войско эллинов выступило и прибыло

в Элевсин. И там эллины также принесли жертвы и, после того как выпали

опять счастливые знамения, двинулись дальше. Афиняне же переправились с

Саламина и присоединились к [эллинскому] войску в Элевсине. По прибытии в

Эрифры, что в Беотии, эллины узнали, что варвары разбили стан у реки Асопа.

Получив сведения об этом, они расположились против врагов в боевом порядке

на предгорьях Киферона.

20. Так как эллины не спускались на равнину, то Мардоний двинул против них

всю конницу во главе с Масистием, прославленным [воином] у персов (эллины

называют его Макистием). Он ехал на нисейском коне с золотой уздечкой и

прочими богатыми украшениями. Подскакав близко к эллинам, [персидские]

всадники стали нападать отдельными отрядами. При этом они причиняли эллинам

тяжкий урон и обзывали их бабами.

21. Как раз в самом опасном месте всего поля битвы стояли мегарцы и

подвергались сильнейшему натиску вражеской конницы. И вот теснимые конницей

мегарцы послали глашатая к эллинским военачальникам. Глашатай прибыл [к

военачальникам] и сказал им вот что: "Так говорят мегарцы: "Союзники! Мы не

можем одни выдерживать натиск персидской конницы на том месте, где вы нас

сначала поставили. До сих пор мы все же сражались неукротимо и доблестно,

хотя враги и теснят нас. Теперь же, если вы не пришлете на смену других,

знайте, что нам придется покинуть наше место в боевом строю"". Так говорил

глашатай. А Павсаний стал спрашивать эллинов, не найдется ли охотников

заменить мегарцев. Так как остальные эллины не пожелали, то согласились

афиняне, а именно отборный отряд в 300 человек во главе с Олимпиодором,

сыном Лампона.

22. Эти воины приняли на себя [защиту опасного места] и выстроились перед

собравшимся у Эрифр остальным эллинским войском, взяв себе [для прикрытия]

стрелков из лука. После долгой борьбы битва окончилась вот как: при атаке

отрядов конницы конь Масистия, скакавшего впереди, был поражен стрелой в

бок. От боли он взвился на дыбы и сбросил Масистия. Афиняне тотчас же

накинулись на поверженного врага. Коня его они поймали, а самого Масистия

прикончили, несмотря на отчаянное сопротивление. Сначала афиняне, правда,

не могли справиться с ним, так как он был вооружен вот как: на теле у

Масистия был чешуйчатый золотой панцирь, а поверх надет пурпуровый хитон.

Удары по панцирю не причиняли Масистию вреда, пока какой-то воин, заметив

причину безуспешных попыток, не поразил его в глаз. Так-то упал и погиб

Масистий. Другие же всадники, по-видимому, не заметили этого несчастья: они

ведь не видели ни как он упал с коня, ни его гибели и даже при отходе,

когда делали поворот, ничего не заметили. Однако не успели они остановить

коней, как сразу же обратили внимание на отсутствие начальника. Узнав о

несчастье, вся конница по данному знаку поскакала назад, чтобы спасти хоть

тело павшего [для погребения].

23. Когда афиняне увидели, что их атакуют уже не отдельные отряды

всадников, а сразу вся масса конницы, то вызвали на помощь остальное

войско. Между тем, пока вся [остальная] эллинская пехота спешила на помощь,

у тела Масистия завязался жаркий бой. Пока 300 афинских воинов бились одни,

они несли большие потери и вынуждены были оставить тело. А когда подошло на

помощь все войско, то персидская конница не смогла уже выдержать натиск и

спасти тело; кроме того, персы потеряли у тела Масистия много своих людей.

Отъехав стадии на две, персы остановились и держали совет, что им делать

дальше. Так как у них не было начальника, то решили скакать назад к

Мардонию.

24. Когда конница возвратилась в [свой] стан, все войско погрузилось в

глубокую скорбь по Масистию и больше всех – сам Мардоний. В знак печали

персы остригли волосы и даже гривы коней и [шерсть на] вьючных животных и

подняли громкие вопли по покойнику. Вся Беотия оглашалась звучанием

скорбных воплей о гибели самого уважаемого человека у персов после Мардония

и их царя.

25. Так варвары, по своему обычаю, воздавали почести павшему Масистию. А

эллины, выдержав натиск конницы и вынудив ее отступить, стали гораздо

отважней. Они сперва положили тело Масистия на повозку и возили его между

рядами воинов. А на покойника стоило посмотреть из-за его статности и

красоты: поэтому-то они и возили тело. Затем эллины решили спуститься вниз

к Платеям, потому что местность [у Платей] казалась гораздо удобнее

эрифрейской для стана, особенно из-за лучшего снабжения водой. В эту-то

местность и к текущему там источнику Гаргафии они и решили идти и там

расположиться станом в боевом порядке. И вот, взяв оружие, они двинулись

вдоль предгорья Киферона, мимо Гисий, в Платейскую область. Там, близ

источника Гаргафии и святилища героя Андрократа, по невысоким холмам и на

равнине они [расположились станом], выстроившись по племенам.

26. Здесь при распределении мест в строю начался многословный спор у

тегейцев с афинянами. И те, и другие требовали себе места на одном крыле,

ссылаясь при этом на древние и новые примеры. Тегейцы говорили так: "Все

союзники уже с давних пор предоставляли нам это почетное место в боевом

строю во всех общих походах пелопоннесцев и в древности и в новые время, с

той поры как Гераклиды после кончины Еврисфея пожелали возвратиться в

Пелопоннес. Тогда-то мы и завоевали это почетное право благодаря вот какому

подвигу. Когда мы выступили к Истму вместе с ахейцами и ионянами, которые

тогда еще жили в Пелопоннесе, и разбили стан напротив возвращавшихся [в

Пелопоннес] Гераклидов, тогда, как гласит предание, Гилл сделал

пелопоннесцам [такое] предложение: "Нет нужды одному войску вступать с

другим в решительный бой, но следует, выбрав самого доблестного [воина] из

пелопоннесского войска, выставить его на единоборство со мной, Гиллом, на

определенных условиях". Пелопоннесцы согласились и под клятвой заключили

следующее соглашение: если Гилл одолеет пелопоннесского вождя, тогда

Гераклиды должны вернуться на родину отцов; если же он будет побежден, то

Гераклиды уйдут назад и уведут свое войско и затем сто лет не будут делать

новых попыток возвращения в Пелопоннес. И вот из всего союзного войска был

избран доброволец Эхем, сын Аеропа, внук Фегея, наш полководец и царь, и он

умертвил Гилла в единоборстве. Этим подвигом мы стяжали себе у тогдашних

пелопоннесцев великие почести и преимущества, которыми пользуемся еще и

поныне, и среди них право всегда предводительствовать при общем походе на

одном из крыльев. С вами, лакедемоняне, мы не спорим. Вы можете выбирать,

каким крылом хотите начальствовать. А во главе другого крыла подобает

стоять нам, как и в прежнее время. Но и, помимо этой древней заслуги, мы

достойнее афинян занимать это почетное место в строю. Много ведь у нас было

счастливых сражений с вами, спартанцы, много и с другими. Поэтому-то

справедливо нам, а не афинянам стоять на другом крыле. Ведь афиняне не

совершили таких подвигов, как мы, ни в древности, ни теперь".

27. Так говорили тегейцы. Афиняне же в ответ сказали вот что: "Мы знаем,

конечно, что собрались здесь на борьбу с варварами, а не для словесных

прений. Но так как тегейцы завели речь о том, чтобы обе стороны перечислили

здесь все свои подвиги в древности и в новое время, то и нам приходится

рассказывать, какими подвигами мы как доблестные воины приобрели право

занимать первое место перед аркадцами. Во-первых, Гераклидов, вождя

которых, по словам тегейцев, они умертвили на Истме, этих-то Гераклидов,

которых после их бегства от микенского рабства сначала изгоняли все эллины,

к кому бы они ни обращались, только мы одни приютили, смирив дерзость

Еврисфея и одолев вместе с ними тогдашних властителей Пелопоннеса. Далее,

когда аргосцы во главе с Полиником пошли походом на Фивы и там, окончив

свои дни, лежали без погребения, то мы начали войну с кадмейцами, спасли

тела аргосцев, чем мы можем похвалиться, и предали погребению в Элевсине,

на нашей земле. Славное деяние совершили мы также в борьбе с амазонками,

которые некогда с реки Фермодонта вторглись в Аттическую землю, да и в

битвах под Троей мы не уступали ни одному городу. Впрочем, об этом не будем

вспоминать, потому что тогдашние храбрецы ныне могут быть трусами, а

тогдашние трусы – теперь стали победителями. Поэтому довольно о делах

стародавних. Но если мы даже ничего другого не совершили, хотя за нами

много славных подвигов, так же как и у любого другого эллинского племени,

то все же из-за Марафонской победы нам подобает эта честь, да и не только

эта! Мы бились тогда с персами совершенно одни, одолели и разбили сорок

шесть племен. Неужели же мы недостойны получить почетное место в боевом

строю ради этого единственного подвига? Но так как в настоящем положении не

время спорить о месте в строю, то мы готовы, лакедемоняне, подчиниться

вашим приказаниям. Ставьте нас где и против кого вы найдете более

подходящим! Мы будем всюду стараться выказать доблесть, где бы вы нас ни

поставили. Ведите нас, а мы последуем за вами". Так отвечали афиняне, а все

войско лакедемонян единодушным криком заявило, что афиняне достойнее

аркадцев занимать место на крыле. Так-то афиняне заняли крыло, одолев [в

споре] тегейцев.

28. Затем прибывшие позже эллины и первоначальное войско стали

выстраиваться в боевом порядке вот таким образом. На правом крыле стояло 10

000 лакедемонян, 5000 из них были спартиаты; прикрытием им служило 35 000

легковооруженных илотов, по 7 илотов около каждого спартанца. Рядом с собою

спартанцы поставили тегейцев из-за почета и доблести, а их было 1500

гоплитов. За тегейцами следовали коринфяне – 5000 человек. А подле них

коринфяне потребовали у Павсания место 300 потидейцам, явившимся из

Паллены. К ним примыкало 600 аркадцев из. Орхомена, а к этим последним 300

сикионцев. Потом шло 800 эпидаврийцев. Рядом с ними была поставлена 1000

трезенцев, а подле трезенцев 200 лепреатов; рядом с ними – 400 микенцев и

тиринфян, а к ним примыкала 1000 флиунтцев. Около этих последних стояло 300

гермионян. К гермионянам же примыкало 600 эретрийцев и стирейцев. За ними

шло 400 халкидян, а за этими последними 500 ампракиотов. После них

следовало 800 левкадцев и анакториев. К ним примыкало 200 палейцев из

Кефаллении. А за ними было выстроено 500 эгинцев; около них же построилось

300 мегарцев. К этим последним примыкало 600 платейцев. В конце и в начале

стояло 800 афинян, занимая левое крыло. Во главе их был Аристид, сын

Лисимаха.

29. Все эти воины, кроме 7 илотов, приставленных к каждому спартанцу, были

гоплитами. Общее количество воинов было 38 700 человек. Столько было всех

собравшихся против варваров гоплитов. Число же легковооруженных было вот

какое. В спартанском войске их было 35 000 человек (потому именно, что при

каждом спартанце было по 7 легковооруженных илотов), и почти каждый из них

был снаряжен для войны. Легковооруженные воины остальных лакедемонян и

эллинов, считая приблизительно по одному на каждого воина, составляли 34

500 человек. Число же всех легковооруженных воинов было 69 500 человек.

30. Общее количество всех собравшихся в Платеи эллинских воинов вместе с

гоплитами и легковооруженными боеспособными воинами было 108 200 человек. А

вместе с явившимися потом упомянутыми феспийцами получилось полных 110 000

человек. В стане эллинов было уцелевших феспийцев 1800 человек. Однако у

них не было тяжелого вооружения. Они были построены станом у реки Асопа.

31. Между тем варварское войско Мардония, кончив оплакивать Масистия и

узнав, что эллины находятся в Платеях, также пришло к Асопу, который

протекает в той местности. По прибытии туда Мардоний стал выстраивать

войско против эллинов в следующем порядке. Против лакедемонян он выставил

персов, и так как персы далеко превосходили лакедемонян численностью, то он

построил больше рядов [в глубину и ширину], так что их боевая линия

простиралась еще и до тегейцев. Расставил же он воинов вот как: он отобрал

всех самых сильных людей и поставил их против лакедемонян, а более слабых –

против тегейцев. А сделал он это по совету и указанию фиванцев. Рядом с

персами Мардоний выстроил мидян, которые стояли против коринфян,

потидейцев, орхоменцев и сикионцев. А подле мидян он поставил бактрийцев.

Эти стояли против эпидаврийцев, трезенцев, лепреатов, тиринфян, микенцев и

флиунтцев. За бактрийцами стояли индийцы против гермионян, эретрийцев,

стирейцев и халкидян. Рядом с индийцами он построил саков. Они занимали

место против ампракиотов, анакториев, левкадцев, палейцев и эгинцев. Рядом

же с саками против афинян, платейцев и мегарцев он поставил беотийцев,

локров, малийцев, фессалийцев и тысячу фокийцев (так как не все фокийцы

держали сторону персов). Часть из них, оттесненная персами на Парнас,

поддерживала эллинов и оттуда производила вылазки, нанося всяческий урон

войску Мардония и его союзникам-эллинам. Так же македонян и фессалийские

племена Мардоний поставил против афинян.

32. Я перечислил здесь самые главные, наиболее известные и значительные

народности из тех, которые Мардоний выставил [против эллинов]. Были среди

них также отдельные воины и из других народностей: фригийцев, фракийцев,

мисийцев, пеонов и прочих, в том числе эфиопов и египтян, именно так

называемых гермотибиев и каласириев, вооруженных саблями (они одни только в

Египте и занимаются военным делом). Их-то Мардоний, когда еще был в Фалере,

велел высадить с кораблей, где они служили в морской пехоте. Ведь в

сухопутном войске, которое пришло в Афины во главе с Ксерксом, египтян

вовсе не было. Число варварских воинов, как уже было сказано раньше,

составило 300000 человек. Количество же эллинских союзников Мардония никто

не знает, так как подсчета не производилось. Но все же, как можно

предполагать, их было около 50 000 человек. Это была пехота, выстроенная

Мардонием. Конница же была выстроена отдельно.

33. Когда все построение по народностям и отрядам было закончено, на

следующий день стали приносить жертвы, и притом даже обе стороны. У эллинов

приносил жертвы Тисамен, сын Антиоха. Он находился в эллинском войске как

жрец-прорицатель. Происходил он из Элиды из рода Иамидов и получил от

лакедемонян гражданские права. Когда Тисамен вопрошал оракул в Дельфах о

потомстве, Пифия изрекла в ответ, что он одержит победу в пяти величайших

состязаниях. Тисамен неправильно истолковал изречение и стал усердно

заниматься гимническим искусством, чтобы победить в гимнических

состязаниях. Он одержал победу в Олимпии даже в пятиборье, за исключением

лишь одного рода состязаний, где его противником был Иероним с Андроса. А

лакедемоняне узнали, что изречение оракула Тисамену указывает не на

гимнические состязания, а на ареевы брани, и пытались деньгами соблазнить

его стать их полководцем на войне вместе с царями из дома Гераклидов.

Тисамен же, видя, что лакедемоняне очень дорожат его дружбой, повысил цену.

Он сообщил спартанцам, что примет их предложение, только если они сделают

его полноправным гражданином, а иначе – ни за какие деньги. Сначала

спартанцы возмутились таким требованием и совершенно отказались от своего

предложения. В конце концов же все-таки великий страх перед этой персидской

войной заставил их уступить и согласиться на его требование. Когда же

Тисамен убедился, что спартанцы переменили свое решение, то объявил, что

даже и этого ему недостаточно: они обязаны еще и его брата Гегия сделать

спартанцем на тех же условиях, как и его самого.

34. В этом случае Тисамен следовал примеру Мелампода, если только можно

сравнивать требование царского престола с требованием гражданских прав.

Когда аргосские женщины впали в исступление, то аргосцы пригласили

Мелампода прийти к ним из Пилоса и за вознаграждение исцелить женщин от

недуга. Тогда Мелампод потребовал в награду себе полцарства. Аргосцы

отказали и возвратились; когда же исступление охватило еще больше женщин,

то они согласились на его требование и снова пришли предложить ему престол.

А он, видя перемену их решения, потребовал еще больше и сказал, что

согласится лишь в том случае, если они еще и его брату Бианту дадут третью

часть царства. Тогда аргосцам в их беде пришлось согласиться и на это.

35. Так и спартанцы пошли на все условия Тисамена: ведь он был им крайне

необходим. Когда они приняли и эти [последние] условия, то, став

спартанцем, Тисамен из Элиды вместе с ними как жрец-прорицатель одержал

победу в пяти великих битвах. Впрочем, он и его брат были единственными

людьми, которые сделались спартанскими гражданами. А пять битв были вот

какие: первая – битва при Платеях, вторая – при Тегее с тегейцами и

аргосцами, затем – при Дипее со всеми аркадцами, кроме мантинейцев; далее –

при Ифоме с мессенцами, а последняя при Танагре с афинянами и аргосцами.

Это была последняя из пяти битв, в которых он одержал победу.

36. Этот-то Тисамен и приносил тогда как жрец-прорицатель жертвы для

эллинского войска при Платеях во главе со спартанцами. Жертвы и

предзнаменования выпали благоприятные для эллинов только в случае, если они

будут обороняться, но неблагоприятные, если перейдут Асоп и начнут сражение.

37. Мардонию же, который желал вступить в бой, вышли несчастливые

предзнаменования, но для оборонительных действий жертвы и ему

благоприятствовали. Мардоний ведь тоже приносил жертвы по эллинскому обычаю

с помощью Гегесистрата, жреца-прорицателя из Элиды, самого знаменитого в

роде Теллиадов. Этого-то Гегесистрата спартанцы еще до Платейской битвы

схватили и, бросив в оковы, хотели казнить за причиненное им великое зло.

Попав в такую беду (дело шло о жизни и смерти, а перед смертью его ожидали

еще страшные пытки), Гегесистрат пошел на невероятное дело. Он лежал [в

темнице] в окованной железом [деревянной] колодке. Случайно ему удалось

завладеть принесенным кем-то в темницу ножом, и он тотчас замыслил самое

смелое дело, какое когда-либо, насколько нам известно, совершал человек.

Гегесистрат отрезал себе ступню, чтобы вытащить остальную часть ноги из

колодки. После этого он подкопал стену, так как выходы охранялись стражей,

и бежал в Тегею. Ночью он шел, днем же скрывался в лесу и отдыхал, и на

третью ночь благополучно добрался до Тегеи, хотя весь Лакедемон поднялся на

поиски беглеца. Спартанцы были поражены отвагой узника: они видели только

лежащий на земле обрубок ноги, но самого его не могли найти. Так-то

Гегесистрату удалось спастись от лакедемонян и найти убежище в Тегее,

которая тогда враждовала с лакедемонянами. Исцелившись от раны, Гегесистрат

приделал себе деревянную ногу и с тех пор стал заклятым врагом лакедемонян.

Однако эта вражда к спартанцам кончилась для него печально. Спартанцы

схватили его в Закинфе, где он приносил жертвы как жрец-прорицатель, и

казнили.

38. Впрочем, смерть постигла Гегесистрата некоторое время спустя после

Платейской битвы. А тогда Мардоний нанял Гегесистрата за немалое

вознаграждение, и тот приносил жертвы как ревностный друг персов из

ненависти к Спарте и из корысти. Между тем предзнаменования оказались

неблагоприятными как для самих персов, так и для союзных с ними эллинов (у

этих был свой жрец-прорицатель – Гиппомах левкадец), а войско эллинов все

усиливалось и становилось многочисленнее. Тогда Тимегенид, сын Герпия,

фиванец, дал совет Мардонию занять проходы на Кифероне, чтобы сразу

перехватить всех эллинов, которые каждый день туда прибывают.

39. Уже восемь дней стояли они друг против друга, когда фиванец дал этот

совет Мардонию. А Мардоний понял выгоду совета и послал ночью конницу к

проходам на Кифероне, ведущим к Платеям (беотийцы называют эти проходы

"Тремя вершинами", а афиняне – "Дубовыми вершинами"). Посланный отряд

всадников прибыл туда не напрасно: персам удалось захватить 500 повозок с

продовольствием из Пелопоннеса для войска, как раз спускавшихся на равнину,

вместе с людьми, которые сопровождали их. Овладев этой добычей, персы

безжалостно перебили всех, не щадя ни животных, ни людей. Когда варвары

вволю натешились резней, то, окружив уцелевших [людей и животных], погнали

в стан Мардония.

40. После такого "деяния" прошло еще два дня, но ни одна из сторон не

хотела начинать сражения: варвары доходили до Асопа, стараясь выманить

эллинов, но ни те, ни другие не переходили реку. Только конница Мардония

все время наседала, не давая покоя эллинам. Ведь фиванцы, всей душой

преданные персам, хотели показать свое усердие в этой войне и все время до

битвы вели персов за собой, указывая дорогу. А после начала сражения их

место заняли персы и мидяне, которые всячески старались отличиться.

41. Итак, за эти десять дней ничего больше не случилось. На одиннадцатый же

день, когда войска все еще стояли при Платеях друг против друга (эллины все

время продолжали получать подкрепления, и Мардоний стал тяготиться

бездействием), тогда-то Мардоний, сын Гобрия, и Артабаз, сын Фарнака (один

из немногих персов, особенно уважаемых Ксерксом), стали держать совет. На

совете они высказали вот какие мнения. Артабаз говорил, что необходимо как

можно скорее выступить со всем войском и возвратиться в укрепленный город

Фивы, где собрано много продовольствия и корма для вьючных животных. А

затем, по его словам, можно спокойно кончить войну вот каким способом. У

персов ведь много золота в монете и нечеканного, а также серебра и

[драгоценных] сосудов для питья. Все эти сокровища, ничего не жалея, нужно

разослать эллинам, именно наиболее влиятельным людям в городах. Тогда

эллины тотчас же предадут свою свободу, и персам вовсе не нужно будет

вступать в опасную битву. Артабаз разделял мнение фиванцев, так как он, как

и фиванцы, был лучше осведомлен о положении дел и оказался гораздо

предусмотрительнее Мардония. Мардоний же держался более решительного и

твердого взгляда, не желая идти ни на какие уступки: он считал, что

персидское войско далеко превосходит эллинское и что поэтому следует как

можно скорее вступить в бой, не допуская день ото дня дальнейшего усиления

врага. На жертвы Гегесистрата, говорил он, не стоит обращать внимания и не

добывать насильно благоприятных знамений, а, по персидскому обычаю, дать

бой врагу.

42. Никто не осмелился ему возражать на эти слова, и мнение Мардония

одержало верх. Ведь главным военачальником царь поставил Мардония, а не

Артабаза. И вот, призвав к себе начальников отрядов и предводителей эллинов

в его войске, Мардоний спросил: "Не знают ли они какого-нибудь изречения

оракула о гибели, ожидающей персов в Элладе". Собравшиеся молчали, так как

они действительно ничего не слышали об оракулах, а другие считали

небезопасным упоминать о них. Тогда Мардоний сказал: "Если вы в самом деле

ничего не знаете или не решаетесь говорить, то я скажу вам, так как мне-то

эти оракулы хорошо известны. Есть изречение оракула о том, что персам

суждено прийти в Элладу и разграбить дельфийское святилище и затем

погибнуть. А, зная это, мы не пойдем на Дельфы и не станем грабить

святилища. Поэтому-то нам и не угрожает гибель. Итак, пусть все, кто предан

персам, радуются в надежде на грядущую победу". После этого Мардоний

подтвердил приказ всем снарядиться и привести войско в боевую готовность,

так как наутро начнется битва.

43. Впрочем, как я знаю, это изречение оракула, которое, по словам

Мардония, касалось персов, относилось к иллирийцам и к походу энхелеев, а

вовсе не к персам. Напротив, эту битву имеют в виду вот какие стихи Бакида:

... у Фермодонтова тока, на злачных лугах Асопийских

 Эллинов рать и вопли мужей, чужеземным наречьем   гласящих

.………………………………………………………………………..

 Много погибнет тогда (даже сверх веления Рока)

 Луки несущих мидян в смертный час нареченный судьбою.

Это и другие подобные изречения Мусея, как мне известно, относятся к

персам. Река же Фермодонт течет между Танагрой и Глисантом.

44. После того как Мардоний кончил расспросы об оракулах и отдал

приказание, наступила ночь и персы выставили стражу. И вот глубокой ночью,

когда в обоих станах воцарилась тишина, тем более что воины, видимо, спали,

к афинской страже подскакал на коне Александр, сын Аминты, военачальник и

македонский царь, и потребовал встречи с военачальниками, Большая часть

стражи осталась на месте, а некоторые побежали к военачальникам сообщить о

прибытии какого-то человека на коне из мидийского стана. Человек этот

больше ничего не сказал, а только назвал начальников по имени, заявив, что

желает говорить с ними.

45. Военачальники же, услышав это, тотчас последовали за стражами. Когда

они прибыли туда, Александр сказал им вот что: "Афиняне! В доказательство

моей преданности вам хочу сообщить вам вот что. Но вы не должны никому

передавать эти мои слова, кроме Павсания, потому что иначе погубите меня.

Никогда бы я не сказал вам этого, если бы искренне не заботился об участи

всей Эллады. Ведь и сам я издревле по происхождению эллин и не желаю видеть

свободную Элладу порабощенной. Так вот, я хочу сообщить вам, что Мардоний и

персидское войско не могут получить благоприятных предзнаменований. Ведь

иначе Мардоний давно уже напал бы на вас. А теперь Мардоний решил

пренебречь предзнаменованиями и на рассвете начать сражение. Ведь он очень

опасается, как я думаю, вашего усиления. Итак, будьте готовы к битве! Если

Мардоний станет откладывать нападение, то терпеливо ждите: ведь у персов

осталось продовольствия всего на несколько дней. В случае же счастливого

окончания войны подумайте также и об освобождении моей страны. Ведь я пошел

на столь опасное дело из любви к Элладе, желая раскрыть вам замыслы

Мардония, чтобы варвары не напали на вас неожиданно, еще не подготовленных.

Я – Александр македонянин". После этих слов он ускакал назад в стан к

своему отряду.

46. Афинские же военачальники перешли на правое крыло и передали Павсанию

слышанное ими от Александра. Известие это устрашило Павсания, и он ответил

им вот что: "Если битва начнется на рассвете, то вам, афиняне, придется

стать против персов, мы же займем место против беотийцев и других, стоящих

против вас эллинов, и вот почему. Вы ведь знаете персов и их способ

сражаться, так как вам пришлось уже биться с ними при Марафоне. Мы же

совершенно не знаем этих людей: ведь никому из спартанцев не приходилось

помериться силой с персами, тогда как беотийцев и фессалийцев мы хорошо

знаем. Поэтому возьмите ваше оружие и переходите на это крыло, а мы пойдем

на левое". На это афиняне ответили так: "Нам и самим уже пришло в голову,

видя, что персы выстраиваются против вас, именно то, что вы теперь

предлагаете нам. Мы опасались только, что наше предложение будет вам не по

душе. А так как вы сами теперь добиваетесь этого, то мы охотно соглашаемся

и готовы повиноваться".

47. Так это предложение приняли и те, и другие, и на заре они поменялись

местами в строю. Однако беотийцы заметили перемещение и донесли Мардонию.

Мардоний же, лишь только узнал об этом, сам тотчас же захотел переменить

место и стал переводить персов против лакедемонян. Эту уловку увидел

Павсаний и, поняв, что нельзя скрыть передвижения, снова перевел спартанцев

на правое крыло. Тогда и Мардоний также возвратился на левое крыло.

48. После того как оба войска заняли первоначальное положение, Мардоний

отправил глашатая к спартанцам с приказанием передать вот что: "Вот как,

лакедемоняне! Вы слывете самыми доблестными людьми в здешних краях. Люди

дивятся, что вы никогда не обращаетесь в бегство и не покидаете своего

места в строю, пока не уничтожите врага или сами не погибнете. На деле же

выходит, что все это неправда. Ведь еще до начала рукопашной схватки мы

увидели, как вы бежали и оставили место в строю. Вы выставляете вперед

афинян, а сами становитесь против наших слуг. Доблестные мужи так не

поступают никогда: мы были гораздо лучшего мнения о вас. Мы ведь ожидали,

что вы при вашей славе действительно вызовете на бой через глашатая только

одних персов, к чему мы и были готовы. Однако мы видим, что об этом нет и

речи и вы со страху скорее прячетесь от нас. Так вот, если вы первыми не

сделали нам вызова, то теперь сделаем это мы. Почему бы нам не сразиться

равночисленными отрядами: вы за эллинов, так как считаетесь самыми

доблестными, а мы от имени чужеземцев. Если вам угодно, чтобы и остальное

войско сражалось, то пусть оно сражается потом. Если же это вам не нужно и

вы предпочитаете биться только с нами, то давайте решим это дело между

собою. Кто из нас одержит победу, тот пусть и будет победителем со всем

своим войском".

49. Так говорил глашатай и некоторое время ожидал. Когда же никакого ответа

не последовало, он возвратился назад. Прибыв в стан персов, глашатай

сообщил Мардонию, что с ним случилось. Мардоний же весьма обрадовался и,

кичась уже воображаемой победой, двинул на эллинов свою конницу. Всадники

прискакали и стали причинять большой урон всему эллинскому войску своими

дротиками и стрелами: это были конные лучники, и потому к ним было нелегко

подступиться. Всадники также замутили и засыпали источник Гаргафию, откуда

черпало воду все эллинское войско. Правда, у этого источника стояли только

одни лакедемоняне, а место, где расположились остальные эллины, было дальше

от него и скорее ближе к Асопу. А так как неприятель не допускал эллинов к

Асопу, то таким образом приходилось ходить за водой к источнику. Черпать же

воду из реки было невозможно из-за налетов конницы и обстрела лучников.

50. В таком тяжком положении (войско оставалось без воды, и неприятельская

конница все время не давала покоя) военачальники эллинов собрались на

правом крыле у Павсания обсудить это и другие дела. Однако при таких

обстоятельствах их еще более удручала другая беда: именно, у войска не было

больше продовольствия, так как обозная прислуга, отправленная в Пелопоннес

за продовольствием, была отрезана персидской конницей и не могла пробраться

в стан.

51. На совете военачальников было решено, если день пройдет без битвы, идти

на Остров, который находится в 10 стадиях от Асопа и источника Гаргафии,

где был тогда эллинский стан, перед городом платейцев. Остров же на суше

возник от того, что река, его образующая, разветвляется на два рукава и

таким образом стекает с Киферона на равнину, причем рукава отстоят друг от

друга стадии на три. Затем рукава снова сливаются в одну реку, которая

называется Оероя. Оероя же, по словам местных жителей, была дочерью Асопа.

В эту-то местность эллины и решили перейти, для того чтобы у войска было

вдоволь воды и чтобы вражеская конница не могла больше причинять вреда, как

теперь, когда стояла напротив. Решено было двинуться во вторую стражу ночи,

так чтобы персы не заметили выступления и не выслали конницы в погоню. А

когда придут на место, омываемое дочерью Асопа Оероей, стекающей с

Киферона, то еще ночью решили отрядить половину войска на Киферон за

обозной прислугой, отправленной за продовольствием (она была отрезана на

Кифероне).

52. После этого весь тот день эллинам пришлось выдерживать непрерывные

атаки конницы. Когда же под конец дня нападения конницы прекратились и

затем настала ночь и пришла пора отправления, тогда большая часть войска

поднялась станом и выступила, однако не в назначенное место. Ибо едва

эллины двинулись, как на радостях, что ускользнули от вражеской конницы,

побежали к городу платейцев, пока не добрались до святилища Геры. Святилище

же находится непосредственно перед городом платейцев, в 20 стадиях от

источника Гаргафии. Прибыв туда, они остановились перед святилищем и стали

разбивать стан.

53. Между тем Павсаний, видя, что воины покидают стан, приказал и

лакедемонянам взять оружие и присоединиться к остальным, так как он считал,

что войско идет в назначенное место. Прочие начальники спартанских отрядов

с готовностью подчинились приказу Павсания, только Амомфарет, сын Полиада,

начальник отряда питанетов, объявил, что не станет бежать по своей воле от

чужеземцев и не опозорит Спарту. С изумлением смотрел Амомфарет на

происходящее, так как не присутствовал ранее на совете. Павсаний же и

Еврианакт были возмущены неподчинением Амомфарета, но еще досаднее был для

них его отказ от того, что они не хотели покинуть на произвол судьбы отряд

питанетов. Они опасались, что если по условию с остальными эллинами оставят

Амомфарета на произвол судьбы, то он, покинутый, погибнет вместе со своим

отрядом. Поэтому они велели лаконскому войску остановиться и пытались

убедить его, что не следует так поступать.

54. Между тем, пока они уговаривали Амомфарета, который только один

оставался на лакедемонском и тегейском крыле, афиняне действовали вот как.

Они еще спокойно оставались на том месте, где стояли, зная характер

лакедемонян, именно, что те думают одно, а говорят другое. Когда же войско

двинулось, афиняне послали всадника посмотреть, готовятся ли спартанцы

выступить или же вовсе не думают уходить, а также спросить Павсания, что им

делать.

55. Когда глашатай прибыл к лакедемонянам, он увидел, что те все еще стоят

на своем месте и их предводители в ссоре между собою. Ведь как раз во время

прибытия глашатая Еврианакт и Павсаний пытались уговорить Амомфарета не

подвергать опасности себя и своих людей, оставаясь на месте. Однако они

никак не могли уговорить его, и дело у них дошло до ссоры. В пылу спора

Амомфарет схватил камень обеими руками и бросил его к ногам Павсания. Этим

камнем, заявил он, он подает голос за то, чтобы не бежать от чужеземцев

(под "чужеземцами" он подразумевал варваров). Павсаний же назвал его

"исступленным безумцем", потом, обратившись к афинскому глашатаю, ответил и

на заданный тем вопрос: следует передать лишь то, что здесь происходит. Он

просил также афинян подойти ближе к ним и при отходе повторять маневры

спартанцев.

56. Глашатай тогда возвратился к афинянам, а спартанцы продолжали спорить

до зари. До этих пор Павсаний не двигался с места. Затем, полагая, что если

остальные лакедемоняне уйдут, то и Амомфарет, наверное, не останется, как

это и случилось в действительности, он дал сигнал к выступлению и двинулся

со всем войском по холмам. Тегейцы также последовали за ним. Афиняне же,

согласно приказу, пошли по другой дороге в противоположном направлении. В

то время как лакедемоняне из страха перед неприятельской конницей двигались

по холмам и склонам Киферона, афиняне свернули вниз на равнину.

57. Амомфарет же думал (по крайней мере вначале), что Павсаний никогда не

осмелится оставить их на произвол судьбы, и поэтому упорно не двигался с

места. Когда же Павсаний с войском ушел вперед, то Амомфарет решил, что тот

действительно его покинул, и приказал своему отряду взять оружие и

медленным шагом следовать за остальным войском. А Павсаний, отойдя почти на

100 стадий, стал поджидать отряд Амомфарета, остановившись в местности под

названием Аргиопий около ручья Молоента, где стоит святилище элевсинской

Деметры. Павсаний остановился там для того, чтобы вернуться и прийти на

помощь Амомфарету с его отрядом, если тот не уйдет со своего места. Не

успел отряд Амомфарета подойти к Павсанию, как вся конница варваров

стремительно бросилась на спартанцев. Ведь персидские всадники выполняли

свое обычное дело, и когда нашли место, где эллины стояли в прошлые дни,

пустым, то поскакали дальше, пока, настигнув лакедемонян, не напали на них.

58. Мардоний же, когда услышал, что эллины за ночь успели уйти, и убедился,

что на месте стоянки никого нет, велел призвать к себе Форака из Ларисы и

его братьев Еврипила и Фрасидея и сказал им так: "Сыны Алева! Что вы еще

скажете после этого, видя эти опустелые места? Вы ведь все-таки соседи

лакедемонян, а утверждали, что они в битве никогда не обращают тыла, но,

напротив, в ратных делах – первые по доблести. А теперь вы видите, что

лакедемоняне не только первыми покинули свое место в строю, но успели даже,

как видим, за прошлую ночь все бежать отсюда. Они отличились как-то среди

эллинов, очевидно, лишь потому, что другие эллины также ничтожные трусы,

тогда как теперь им пришлось помериться силами с людьми, истинно

доблестными. Я охотно прощаю вам вашу ошибку, так как вы еще не знаете

персов и хвалили тех, о ком вы все-таки кое-что слышали. Впрочем, гораздо

более, чем вам, я удивляюсь Артабазу, именно тому, что он испугался

лакедемонян и в страхе мог дать самый трусливый совет, что нужно поднять

стан и идти в город фиванцев, чтобы там нас осадили! 06 этом совете еще

услышит от меня царь. Но о нем пойдет речь в другой раз. Теперь же не

следует допускать бегства лакедемонян. Мы должны преследовать их, пока не

настигнем и не заставим рассчитаться за все беды, которые они причинили

персам".

59. После этого Мардоний перешел Асоп и поспешно повел персов вслед за

убегающими, как он думал, эллинами. Он устремился, однако, только на

лакедемонян и тегейцев. Афинян же, которые свернули в долину, он не мог

заметить за холмами. Тогда остальные начальники варварских отрядов, увидев,

что персы двинулись преследовать эллинов, тотчас же дали сигнал к

выступлению и со всех ног пустились преследовать врагов, однако нестройно и

без всякого порядка. Так, персы с криком и шумом бросились на эллинов,

чтобы захватить их врасплох.