|
«Знак вопроса» 4/91 Где искать здоровье?
ДМИТРУК Михаил Алексеевич Что будет после смерти?
В одном из выпусков серии в 1990 г. мы уже писали, что не так давно президент Международной трансперсональной ассоциации доктор медицины из США Станислав Гроф продемонстрировал советским коллегам метод индукции необычных состояний сознания и предложил начать совместные исследования в этой области. Желающие нашлись — сотрудники Всесоюзного центра психологической эндокринологии. После cтaжиpoвки в США они стали проводить собственные исследования.
Мне посчастливилось стать первым" советским журналистом, который погружался в необычные состояния сознания сначала под руководством американских специалистов, а потом — их учеников из СССР. Поэтому могу рассказывать об исследованиях не понаслышке, . а опираясь на собственный опыт. Это были удивительные путешествия во внутренние миры, о которых до последнего времени очень мало знали у нас в стране.
О начале этой работы рассказывалось в брошюре "Миры внутри нас" ("Знак вопроса", № 3, 1990 г.), которая вызвала огромное количество писем. Выполняя просьбу читателей, продолжаем рассказ об этих исследованиях.
Второе рождение
— Лягте на маты, закройте глаза, расслабьтесь, — сказала мягким, успокаивающим голосом психотерапевт Татьяна Борисовна Ойзер-ская. Под ее руководством участники сеанса мысленно обращаются ко всем своим мышцам, призывая их полностью расслабиться. Вот тело наливается теплом' и тяжестью, возникает состояние приятной дремоты... Кажется, ничего нового — обычный аутотренинг. Но, словно желая опровергнуть это предложение, врач говорит:
— Теперь представьте, что вы... расширяетесь. Вот заполнили собой эту комнату. Выходите за ее пределы и становитесь величиной с дом. Расширили себя до размеров Москвы... Земли... Вселенной...
Такое трудно даже вообразить. Ведь мы ,не йоги, достигшие такого совершенства, когда сознание расширяется до бесконечности и человек становится подобным Богу или разумной Вселенной — по крайней мере, так ему кажется.
Я так и не смог расшириться до заданных размеров. Думаю, что неудачу потерпели и другие испытуемые. Зачем же нам дали заведомо невыполнимое задание?
Оказывается, попытки расширить свое сознание не были напрасны. Благодаря им стало размываться привычное представление.о себе как о существе, ограниченном кожным и волосяным покровами. Сознание стало готовым к неожиданным превращениям.
Но чтобы они начались, надо было потрудиться. Когда в комнате зазвучала ритмичная музыка, Татьяна Борисовна сказала:
— Теперь сделайте свое дыхание более интенсивным — глубоким и быстрым. Настраивайтесь на музыку...
Что ж, расслабив тело, я интенсивно дышал — игнорируя все предостережения известного исследователя, который более тридцати лет доказывает вред таких упражнений.- И кажется, его прогнозы начали сбываться. Действительно, закружилась голова, заболело сердце, выступил холодный пот. Но желание попасть в удивительный мир, где, возможно, не бывал ни один советский "человек, оказалось сильнее страха. Ведь я — репортер, передатчик информации, и не могу упустить возможность рассказать своим читателям о новом и неисследованном.
Стал дышать еще интенсивнее, отчаянно решившись познать неизведанное или умереть. Но вместо смерти вдруг испытал нечто противоположное — я почувствовал необыкновенный прилив сил. Гипервентиляция, которая только что вызвала спазмы сосудов мозга и сердца, теперь давала противоположный эффект. Вместо холода я ощутил жар, исчезла боль, появилось чувство необыкновенной легкости, почти невесомости. Казалось, »то я воспарил над полом.
Самым необычным, пожалуй, было ощущение странных вибраций в пальцах. Казалось, что по ним идет электрический ток. Вибрации становились сильнее, растекались по рукам и ногам, пересекались в1 центре тела. Во мне словно бурлила неведомая энергия. Не это ли чувствуют индийские йоги и мастера ушу, когда с помощью дыхательных упражнений наполняют свое тело космической энергией — праной? Я стал похож на ревущий поток этой энергии и чувствовал в себе такую мощь, что готов был творить чудеса, которые демонстрируют восточные мастера. Голыми руками разбивать камни, ходить босиком по огню, делать бескровные операции, раздвигая пальцами живые ткани...
Но я не успел- это толком прочувствовать, потому что вдруг обнаружил в себе еще более удивительную способность. Я 'стал отчетливо ощущать прикосновения... невидимых предметов. Вот судороги сводят пальцы рук — но они не могут плотно сжаться в кулаки: мешает что-то упругое, тюхожес на веревку. И я с любопытством ощупываю ее.
Открываю глаза — в руках ничего нет. Но ощущения не исчезают, даже появляются новые оттенки. Я чувствую какую-то неловкость в пальцах, как будто не совсем ими владею. Но когда пальцы с силой сжимают "веревку", мое тело пронзают электрические импульсы, захлестывает горячей волной, я начинаю задыхаться. Никак не могу понять, откуда взялась "веревка", как она связана с моим телом. И вдруг появляется предположение: мое тело "вспомнило" ощущения тридцатипятилетней давности. У меня в руках... пуповина.
Действительно, человек может пережить глубокую регрессию возраста и вспомнить себя младенцем. У него даже появляется "плавающий взгляд", который невозможно подделать взрослому: глазные яблоки двигаются хаотически, независимо друг от друга. Я когда-то читал об этих экспериментах и относился к ним с недоверием. Поэтому совершенно не ожидал, что сам переживу еще более глубокую регрессию возраста — вспомню себя... плодом в материнском организме.
Мои ощущения были настолько отчетливыми, что не возникало ни малейших сомнений в их реальности. К тому же я был способен их анализировать — и размышления подтверждали правдивость переживаний. Вот мое тело скрючилось, я принял позу плода — но ведь так и должно быть? А когда попытался распрямиться, ноги ощутили упругое сопротивление: ступни словно продавливали мягкую резину.
Я сделал много подобных находок. И вдруг понял: эти необыкновенные исследования внутри материнского организма ведет не взрослый человек, а тот, кем он был тридцать пять лет назад. Меня поразила любознательность плода, который храбро изучал окружающую среду и совершал для себя открытия.
Уж не тогда ли родилась во мне страсть самопознания, которая в конечном итоге привела к своему истоку? Произошел круговорот времени: я снова начинаю открывать мир.
Как хорошо, что рядом нет педагогов. Уж они наверняка стали бы учить меня правильному обращению с пуповиной. Мол, это извращения, фрейдизм какой-то, не успел родиться, а уже себя ощупывает и заигрывает с матерью. Ни в коем случае не трогать, не глядеть, не шевелиться... И сидел бы "по стойке смирно" все девять месяцев. Не успев родиться, умер бы как исследователь.
Материнский организм, однако, давал странные уроки. Вот я начал брыкаться — родительницу рассердили мои шалости, и мне вдруг стало дурно. Видимо, испытав легкий стресс, организм матери выработал токсические вещества, которые перетекли в меня по пуповине.
Несмотря на интенсивное дыхание, мне стало не хватать воздуха, начались сильные судороги в руках и ногах. Казалось бы, надо прекратить эксперимент. Но что-то подсказывало мне: наоборот, надо еще сильнее двигаться и дышать, пусть мучения достигнут предела. И я повиновался этому импульсу самоуничтожения, который был сильнее рассудка.
Тут на меня обратили внимание ситтеры (сиделки), которые опекали погружавшихся в необычные состояния сознания. Стали гладить по голове и скрюченным рукам, говорить успокаивающие слова. Руководитель занятий — Лев Григорьевич Гёрцик — предложил, не стесняясь, выражать чувства — это облегчит страдания. И я заплакал, как маленький ребенок, захлебываясь от рыданий.
Что-то сдавило грудь — я сказал об этом окружающим. Тогда они... надавили на нее. Боль стала нестерпимой — и вдруг исчезла. Вдохновленный неожиданным успехом, я сам стал напрягать мышцы живота, когда почувствовал боль в этом месте. Поднял руки и ноги, но кто-то взялся за них и придавил к полу.
— Напрягайся, кричи, рыдай! — сказал Лев Григорьевич.
И я стал отчаянно биться, преодолевая сопротивление нескольких мужчин, которые буквально повисли у меня на руках и ногах. Мучительная боль и титаническая борьба казались мне знакомыми, словно я уже испытывал их когда-то. Уж не во время ли рождения?
Но когда возникла эта догадка, боль неожиданно прекратилась. Я снова ощутил блаженную легкость. Желание бороться исчезло — и ситтеры отпустили меня. Они радостно обсуждали происшедшую се мной перемену и были ею довольны.
А я лежал весь мокрый от пота, чувствуя сильный жар. Снова начал интенсивно дышать, зная, что это охлаждает тело. А ситтеры... укрыли меня одеялом. Зачем? Ведь мне, наоборот, хотелось раздеться. Потом они рассказали, что мои руки и ноги были холодными как лед, — и меня решили согреть. Впоследствии мне объяснили это противоречие: да, тело взрослого человека стало холодным, но ведь он испытывал переживания плода, которому было жарко во время рождения. Эти воспоминания и вызвали иллюзию жара.
Однако мои страдания еще не закончились. Вдруг зазвучала тревожная музыка, и я почувствовал приближение еще более мучительных испытаний. Мы с матерью словно поменялись ролями: теперь я сидел смирно, а ее организм производил надо мной непонятные опыты. Все неприятные ощущения, которые были уже знакомы, вдруг возникли одновременной необыкновенно усилились. Меня мучали головокружение, боль, удушье, тошнота, судороги. И вдобавок появиг_ лось неизвестное ощущение — наиболее неприятное: какая-то чудовищна сила начала сжимать меня со всех сторон. Казалось, еще немного, и я буду раздавлен...
Я лежал скорчившись, все мышцы свело судорогами. Не мог даже челюсти разжать, чтобы крикнуть о помощи. Дыхание прекратилось: грудь словно придавило тяжелой плитой. Послышались звуки барабана, которые превратились в чудовищный грохот. Казалось, что на меня падает дом во время землетрясения. Или это рушится весь мир? Я, кажется, умираю...
Но жизнь продолжалась. Неожиданно я понял, что есть высшие силы, которые заботятся о моем спасении. Как будто кто-то вытаскивал меня из-под груды обломков и тел. Вдруг открылся выход из адской давильни. Тело начало распрямляться, я вытянул ноги и оторвал от груди подбородок.
Дышать по-прежнему было невозможно: грудь словно зажата в тиски. Но что-то подсказывало: мучения скоро закончатся. Во мне бурлила неведомая сила, вытянутое тело превратилось в проводник электрического тока. Казалось, что я питаюсь, дышу этой энергией.
Мне уже не хотелось дышать легкими. Что, я опять умираю?
Но неожиданно произошло нечто противоположное: я, кажется, родился. Вдруг почувствовал себя на свободе и сделал первый вдох. Опять захотелось плакать, но теперь это были слезы радости. Я испытывал невероятное блаженство. Тело казалось пустым, невесомым — вообще его не ощущал. Наверное, именно такой должна быть полная релаксация, которую стремятся достичь на аутогенной тренировке. Раньше мне это не удавалось, а теперь нужное состояние возникло естественно, без малейших усилий. И я понял, что релаксация — это воспоминание о первых мгновениях жизни. Какое можно испытать счастье просто от того, что тебя перестали мучать! Все познается в сравнении: оказывается, эту истину я открыл, когда появился на свет.
Тут очень кстати зазвучала приятная музыка, в которую был вплетен лепет младенца. А я как раз переживал грудной период своей жизни. Чувствовал, что мое тело закутано какой-то мягкой и теплой тканью. Особенно отчетливо ощущал ее складки на шее' и щеках. Что это —■пеленки?
Поначалу не поверил. Думал, что ситтеры закутали меня в одеяло. Но когда вышел из необычного состояния сознания, с удивлением увидел, что одеяла нет, его давно сняли. Да и раньше, когда меня пытались согреть, одеяло доходило только до груди — к шее и щекам оно вообще не прикасалось. Неужели действительно вспомнил себя в пеленках?
Это подтверждали другие наблюдения. На несколько минут я перестал ощущать прикосновение ткани к шее и голове. Но вдруг почувствовал, как к темени прислонилось что-то мягкое, теплое, большое. Мне почему-то ужасно захотелось есть — прямо слюнки потекли. Что за странное воспоминание? И вдруг понял. Да ведь это же моя мама собирается кормить меня своим молоком. Видимо, кто-то отвлек ее от этого занятия, и она держала меня на руках не так, как надо. Я прикоснулся к груди не губами, а темечком, и не мог утолить свой голод. Это было весьма огорчительно. — наверное, потому и запомнилось на всю жизнь.
Желая убедиться в точности переживания, я специально расспросил ситтеров. И действительно, никто из них в конце сеанса не дотрагивался до моей головы. Да если бы они и сделали это, то я получил бы совсем другие ощущения. Ведь сейчас у меня густая шевелюра, а тогда волос совершенно не было. И в воспоминаниях на сеансе я отчетливо ощущал прикосновение матери к голой коже на моем темени.
Оглавление: |