«Жизнеописания знаменитых греков и римлян»

ДРЕВНИЙ РИМ

Тиберий и Гай Гракхи

II в. до н.э

Тиберий и Гай Гракхи принадлежали к старинному римскому роду Семпрониев. Их отец дважды избирался консулом и за победы в Испании и на острове Сардинии . удостоился триумфов. Когда в 151 г. до н. э. отец Гракхов умер, старшему сыну Тиберию было только 11 лет, а младшему едва исполнилось 3 года. Все заботы о воспитании мальчиков легли на плечи их матери Корнелии, дочери знаменитого полководца Сципиона, победителя Ганнибала. Корнелия старалась, чтобы ее дети были достойны славы отца и деда. Ее труды не пропали даром: дела братьев Гракхов навсегда прославили их имена.

15-летним юношей Тиберий отправился в Африку в ряды армии, сражавшейся под стенами Карфагена. Шла третья Пуническая война. В одном из сражений юный Гракх совершил свой первый подвиг. Случилось это так. Решено было взять штурмом предместье Карфагена Мегару. Под покровом ночной тьмы, стараясь не делать шума, римские воины двинулись к крепостным стенам, надеясь захватить врага врасплох. Но карфагенские часовые их заметили. Тогда римляне бросились на открытый штурм. Карфагеняне яростно оборонялись. Наконец, группе римских воинов удалось захватить одну из крепостных башен. По шатким доскам, переброшенным на головокружительной высоте к стенам крепости, самые отважные ринулись вперед. Первым спрыгнул на стену Тиберий. Имя героя стало известно всей армии.

После разрушения Карфагена Тиберий вернулся в Рим. Его слава была столь велика, что его избрали в коллегию авгуров, в которую входили только знатные и уважаемые граждане Рима. Гордый сенатор Аппий Клавдий — один из опытнейших политиков своего времени — предложил Тиберию в жены свою дочь. Рассказывали, что, придя домой, Аппий Клавдий с порога крикнул жене: «Антистия, я просватал нашу дочь!» Та удивленно спросила: «К чему такая поспешность? Или ее женихом стал Тиберий Гракх? Вот это было бы счастьем для дочери!» Так велико было уважение римлян к молодому Гракху.

Вскоре Тиберий был избран квестором и вместе с консулом Манцином направлен в Испанию, где народ восстал против римского владычества. Восставшие укрепились в крепости Нуманции. Война шла неудачно. Поговаривали, что в Риме никогда не было такого бездарного полководца, как Манцин. Однажды в ставку консула проникли ложные слухи о том, что вторая римская армия, воевавшая в Испании, потерпела поражение. Испуганный Манцин приказал той же ночью отступить от стен Нуманции. Защитники города заметили отход и, преследуя римлян, оттеснили их в непроходимое горное ущелье. Гибель 20-тысячной римской армии казалась неизбежной. Послы, отправленные Манцином, униженно просили начать мирные переговоры. «Мы согласны,— ответили нумантинцы,— но пусть, переговоры ведет Тиберий Гракх. Мы помним его отца, который был у нас наместником, и слышали о Тиберий, что он не только смел, но также честен и справедлив». Тиберия направили послом. Он умело вел переговоры, и мир был заключен. Римскому войску разрешили вернуться на родину.

В  Риме  Тиберия  ожидали   неприятности. Значительная часть народа и сенаторы зозмущались капитуляцией армии. Они го-зорили: «Кто позволил Тиберию говорить с зрагом от имени римского народа? Этот договор позорит римское оружие, не следует его признавать». Однако Гракха спасли аристократические связи, заступничество родственников и солдат из армии Манцина. Помилованы были и "остальные военачальники. Только Манцина, босого, в одной рубахе, закованного в цепи, выдали нуман-тинцам. Однако нумантинцы не казнили несчастного полководца, а великодушно отпустили на родину.

Тиберий Гракх много думал о положении римского народа. Еще направляясь в Испанию, он обратил внимание, что на полях совершенно не видно свободных крестьян. Повсюду попадались лишь рабы, закованные в цепи, и надсмотрщики с длинными бичами. То здесь то там раздавался свист плети из воловьих жил да жалобный крик избиваемого раба. Куда же исчезли свободные крестьяне, еще недавно трудившиеся на этой земле? Положение народа, судьба Римского государства глубоко волновали Тиберия. Скоро он понял причину поразившего его явления. Пока крестьяне, составлявшие основную часть римского войска, сражались в Африке, в Малой Азии, Испании или Греции, их хозяйство приходило в упадок, а земли захватывались богатыми землевладельцами (оптиматами). Разоренные крестьяне либо шли в батраки, либо уходили в города и жили там на подачки городских богачей. Чем меньше оставалось свободных крестьян, тем слабее становилось Римское государство: ведь батрак или городской нищий не имел права служить в армии. А сильная армия защищала страну от внешних врагов и держала в повиновении сотни тысяч рабов в самой Италии. Все - это понял Тиберий Гракх и решил бороться за преобразования в стране.

По существовавшим в Риме обычаям, предлагать проект новых законов мог только человек, занимающий государственную должность. Поэтому Тиберий выставил свою кандидатуру на пост народного трибуна1, обещая в случае избрания добиться передела земель. Став народным трибуном (133 г. до н.э.), Тиберий выступил с требованием предоставить землю народу. Обращаясь к римлянам, он говорил: «Дикие звери в Италии имеют логова и норы, куда они могут спрятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света. Лишенные. крова, точно кочевники, бродят они повсюду с женами и детьми. Полководцы обманывают солдат, когда на полях сражений призывают их защищать от врагов могилы отцов и храмы: ведь у множества римлян нет ни отчего дома, ни гробниц предков,— они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют даже клочка земли».

По проекту закона, предложенного Тиберием Гракхом, общественные земли, незаконно присвоенные богачами-оптиматами, возвращались государству. Они были розданы малоземельным и безземельным гражданам. Новые владельцы не имели- права продавать свой участок, который должен был переходить по наследству от отца к сыну.

Народ восторженно встретил этот проект. Но он вызвал бурю, негодования среди землевладельцев. Они решили не допустить принятия закона, грозившего их богатству и влиянию. Оптиматы стали распространять клеветнические слухи о том, что Тиберий переделом земель хочет вызвать междоусобицу в стране и захватить власть в свои руки. Однако авторитет Тиберия был слишком велик:'народ полностью доверял своему трибуну. Распространяемые врагами клеветнические слухи ничего не могли изменить.

Враги Тиберия не дремали. Они нашли другой способ борьбы с ненавистным им законом. Оптиматы уговорили одного из трибунов, богатого землевладельца Марка Октавия, наложить вето на законопроект Тиберия. Тиберий был потрясен: Октавий,^ в прошлом его друг, выступает против закона, которого так жаждет народ, который так нужен республике! Думая, что Октавий боится потерять свои земли, Тиберий предложил из своих личных средств возместить ущерб, который ему нанесет новый закон. Октавий отказался. Тогда Тиберий, пользуясь тем же правом вето, приказал приостановить деятельность всех государственных, учреждений, пока его законопроект не будет поставлен на голосование в народном собрании. Прекратили работу магистраты, был опечатан храм Сатурна, в котором находилась государственная казна, и таким образом были прекращены все платежи.

В знак протеста против Тиберия оптиматы стали появляться на улицах Рима в траурных одеждах. Наиболее решительные противники реформы стали готовить покушение на Тиберия. Но никакие угрозы не могли заставить его отступить. Гракх потребовал обсудить создавшееся положение перед народом.

И вот настал день народного собрания. На центральной площади Рима — форуме, подле трибун, собралась многотысячная толпа. Люди приветствовали Тиберия, ободряли его. Но вдруг крик гнева и возмущения прокатился по площади. Оказалось, что оптиматы, желая сОрвать голосование, похитили избирательные урны. Возбужденный народ был готов ринуться на расправу с ненавистными богачами. Тогда на трибуну, где находился Тиберий, поднялись бывшие консулы Манлий и Фульвий. Они стали умолять Гракха не допустить кровопролития и обратиться в сенат: ведь там заседают самые мудрые и уважаемые люди государства. Пусть они решат, как следует поступить. После долгих уговоров Тиберий согласился. Но когда сенаторы не поддержали его предложений, он снова созвал народное собрание.   «Граждане! — обратился   он   к римлянам.--Трибуны, которых вы облекли такой большой властью, что одно лишь слово каждого из них может остановить жизнь государства, не могут прийти к соглашению. Поэтому я предлагаю: пусть волей народа один из нас будет отстранен от должности».

И  повернувшись  к  своему  противнику, Тиберий    спокойно    произнес:    «Октавий!   -Спроси мнение граждан. И если римский народ лишит меня звания трибуна, я тотчас отправлюсь в свой дом и буду жить как простой гражданин. Клянусь тебе, Октавий, что ты  не  увидишь  меня  в  числе твоих недругов, если народ отметит тебя своим доверием».

Понимая, что народ ни за что не лишит Тиберия звания трибуна, ибо все знают, как смело борется он за народное счастье, Ок- ;; тавий молчал. Тогда заговорил Тиберий. «Народный трибун,— сказал'он, обращаясь к притихшей толпе,— лицо священное и неприкосновенное, так как деятельность его посвящена народу, и он призван 'защищать интересы народа. Но если трибун, отвернувшись от народа, причиняет ем^у вред, умаляет его власть, препятствует его свободе,— такой трибун сам отстраняет себя от должности, ибо не исполняет своего долга. Тот, кто ниспровергает демократию,— уже не трибун. Я предлагаюрешить, может ли занимать должность трибуна Марк Октавий, раз он препятствует принятию закона, который даст римскому народу кров, хлеб и работу».

Началось голосование. Вот уже 17 триб из 35 высказались за то, чтобы Октавий был отстранен от должности трибуна. Но Тиберий приостановил голосование. Дружески взяв Октавия за руку, Тиберий вновь попытался убедить его в неразумности упорства.

«Октавий! Откажись от своего «вето». Этого жаждет народ, терпящий лишения и горе. Взгляни, с какой надеждой смотрят на тебя сейчас граждане, и подумай, с каким презрением и ненавистью будут смотреть они, если ты обманешь доверие тех, кто тебя избрал. Не покрывай позором свое честное имя!»

Октавий молчал. Его глаза наполнились слезами. Казалось, он внял убеждениям друга, внял голосу совести, внял воле народа. Но когда Октавий взглянул на сгрудившихся в стороне аристократов, на их траурные одежды, на их лица, застывшие в напряженном ожидании, он, словно внезапно пробудившись, освободил свои руки из рук Тиберия и, глядя ему в лицо, произнес: «Нет!» Уважение кучки оптиматов оказалось для Октавия дороже, чем счастье народа.

Тиберий продолжил голосование. Большинством голосов Октавий был отстранен от должности. По приказу Тиберия сопротивлявшегося Октавия стали сводить с трибуны. Между разгневанным народом, бросившимся на Октавия, и защищавшими его богачами завязалась схватка. Октавий едва спасся: его выхватили из толпы и дали возможность бежать.

После отстранения Октавия и избрания на его место другого трибуна все препятствия были устранены. Аграрный закон Тиберия был принят. Для передела земли бы-1 ла избрана комиссия из трех уполномоченных: сам Тиберий, его младший брат Гай и тесть Аппий Клавдий. То, что уполномоченные были членами одной семьи, не смущало римлян: напротив, в этом видели залог их успешной деятельности. Но сенат всячески мешал работе Тиберия: ему отказались предоставить помещение для работы, задерживали необходимые средства и т. д. Враги продолжали злоумышлять против Тиберия и его единомышленников. Положение становилось опасным.

Противники Тиберия получили новый предлог для нападок на трибуна. Умер Ат-тал, царь Пергама, одного из малоазийских государств. Посланец царя Евдем передал завещание, которое объявляло наследником покойного римский народ. Тиберий внес законопроект, по которому все сокровища пергамского царя распределялись между гражданами, получающими земельные участки по новому закону. При этом Тиберий подчеркнул, что намерен решить этот вопрос с самим народом, не обсуждая его в сенате. Это вызвало у сенаторов чрезвычайное раздражение: они надеялись, что несметные богатства Пергама не минуют их рук. Вновь волна клеветы обрушилась на Тиберия. Один из сенаторов, Квинт Помпеи, заявил:

— Я сосед Тиберия, и мне известно, что Евдем привез в Рим и передал Тиберию корону пергамских царей. Разве не ясно всякому, что Гракх собирается стать царем Рима, погубить республику!

Затем выступил Квинт Метелл: «Когда Тиберий-отец, в бытность свою цензором, возвращался с позднего ужина домой, граждане тушили огни, чтобы цензор не подумал, что они засиделись в гостях или пьянствуют. Теперь не так. Тиберию-сыну самому освещают путь ночью. И кто?! Люди из черни, самые отчаянные и негодные!»

Так старался укорить Тиберия всякий, кому не нравилось, что трибун, встав на защиту народа, пренебрегает мнением богачей и аристократов. Но враги не только клеветали и укоряли: они продолжали угрожать, хотя по закону личность народного трибуна была неприкосновенной. По просьбе Тиберия его дом каждую ночь стали охранять вооруженные граждане.

Оптиматы с нетерпением ждали окончания срока полномочий Тиберия Гракха. Они надеялись, что тогда смогут легко расправиться с ним, а главное, отменить аграрный закон. Чтобы не погубить начатое дело, Тиберий решил вторично выставить свою кандидатуру на выборах народных трибунов. Это было нарушением обычая, запрещавшего одному и тому же человеку два года подряд избираться на эту должность. Воспользовавшись этим, оптиматы стали обвинять Тиберия в намерении.устроить государственный переворот. Они распространяли слухи о многочисленных дурных предзнаменованиях, якобы предвещавших гибель Тиберия. Будто бы в его боевой шлем заползли змеи и вывели там детенышей. Утром того дня, когда были назначены выборы народных трибунов, жрецы утверждали, что необычно вели себя священные куры: они не хотели   выходить  из   клетки   и   отказывались клевать корм. А это считалось недобрым предзнаменованием.

В день выборов неудачи преследовали Тиберия. Выходя из дому, Тиберий так сильно ударился ногой о порог, что сквозь обувь выступила кровь. Пройдя несколько шагов, он увидел, на крыше дома двух дерущихся воронов. Камень, который столкнули птицы, упал у самых его ног. Некоторые из спутников Тиберия заколебались и стали советовать вернуться назад. Но проходивший мимо друг и учитель Гракха философ Блос-сий сказал: «Велик будет стыд и позор, если ты, сын Гракха, внук Сципиона Африканского и вождь римского народа, испугавшись ворона, не отзовешься на призыв граждан! А что скажут враги? Они, конечна, станут утверждать, что трибун считается с приметами больше, нежели с желанием народа».

И Тиберий продолжал свой путь.

Сначала все складывалось хорошо. Народ восторженно приветствовал трибуна. Но в это время один из сторонников Тиберия, сенатор Фульвий Флакк, с трудом пробившись через толну к трибуне, сообщил, что сенаторы готовятся к-расправе с Гракхом и его единомышленниками и что они собрали возле площади много своих вооруженных сторонников. Друзья Тиберия, услышав о грозящей опасности, опоясали тоги и, разломав заборы, вооружились обломками. Стоявшие в задних рядах не слышали слов Фульвия и не понимали причину тревоги. Тогда Тиберий, не надеясь, что его услышат, коснулся рукой головы, жестом желая показать, что его жизни угрожает опасность. Враги поспешили истолковать этот жест по-своему: «Тиберий хочет стать царем!— кричали они,— он хочет возложить на свою голову корону!» Главарь противников Тиберия Сципион Назика устремился в курию, где шло заседание сената, и потребовал от консула немедленной казни Гракха. Консул возразил: «Я не положу начало насилию и не нарушу правосудия. Но если народ, послушавшись Тиберия, нарушит законы республики, я применю свою власть для ее защиты».

Спокойный тон консула еще более лил ярость сторонников Назики. Вскочив с места, Назика крикнул: «Что я слышу? Даже консул предает республику! Кто хочет помочь мне, пусть следует за мной!»

"С этими словами он бросился к выходу. За ним устремились другие сенаторы. Толпа людей, вооруженных палками, камнями, ножками от разбитых скамеек, хлынула на площадь, где происходило народное собрание. Стойких сторонников Тиберия на площади было немного. Крестьяне, обязанные Тиберию своей землей, отсутствовали, так как наступило время полевых работ. Городскую бедноту в большинстве составляли люди, зависимые от аристократии, жившие ее подачками. Они расступились перед сенаторами и не оказали сопротивления. Друзья Тиберия были частью убиты, частью обращены в бегство. В схватке на площади погиб и сам Тиберий. Это случилось в 133 г. до н. э.

Расправа над сторонниками Тиберия Гракха продолжалась еще несколько дней. Людей без суда предавали казни. Даже трупы их подверглись надругательствам. Тела Тиберия и 300 его сторонников были брошены в реку. Но народ не испугался жестокой расправы. Он продолжал чтить память героического трибуна и ненавидел его врагов. Сципион Назика — инициатор убийства Тиберия, несмотря на занимаемый им высокий пост верховного жреца, был вынужден покинуть Рим и умер в изгнании. Опасаясь гнева народа, сенат не посмел разогнать комиссию по переделу земель, в которую вместо Тиберия избрали одного из его сторонников.

Когда погиб Тиберий Гракх, его брату Гаю шел двадцать первый год. Как и Тиберий, он выделялся умом, образованностью и ораторскими способностями. Гай был более вспыльчив, чем брат, и, выступая, настолько отдавался чувству гнева, что начинал кричать и часто допускал чрезмерные резкости. Зная свой недостаток, Гай заставлял своего раба становиться позади и следить за речью господина. Заметив, что Гай чрезмерно распалялся, раб останавливали6го. Но различия в характерах не мешали обоим братьям одинаково горячо любить свой народ и самоотверженно бо-роться за его права.

Первое время после гибели брата Гай не появлялся в народном собрании и, казалось, отошел от политической деятельности. Но эти годы не прошли даром. Гай постоянно упражнялся в красноречии и развивал свой ораторский талант. Первая же речь, произнесенная .Гаем на судебном заседании, восхитила слушателей и принесла ему славу первого оратора Рима. Богатые римляне поняли, что если младший Гракх пойдёт по стопам брата, над ними снова нависнет угроза. Поэтому они были очень довольны, когда узнали о предстоящем отъезде Гая в Сардинию в качестве квестора. Сам Гай направился туда с радостью: военная слава влекла молодого человека не менее, чем слава оратора. В Сардинии Гай выделился среди других знатных молодых людей храбростью в битвах, дисциплинированностью и справедливостью. Что же касается рассудительности, трудолюбия и скромности, то, по словам современников, он не имел себе равных. Вскоре эти таланты молодого квестора принесли римлянам немалую пользу.

Когда наступили зимние холода, консул обратился к местным жителям с требованием снабдить римских солдат теплой одеждой. Сардинские города отправили в Рим депутатов с просьбой освободить их от этой повинности. Сенат удовлетворил их просьбу. Консул, командовавший римской армией в Сардинии, оказался в трудном положении: войско страдало от стужи. Тогда Гай поехал по сардинским городам и так убедительно рассказывал всем о страданиях римлян, что жители стали- добровольно жертвовать воинам одежду.

Рост популярности Гая беспокоил сенат. Сенаторы опасались возвращения Гракха в Рим, и когда настало время сменять гарнизон в Сардинии, консулу и его квестору Гаю Гракху было приказано остаться на острове еще на год. Узнав об этом, рассерженный Гай самовольно уехал в Рим. Этот поступок вызвал всеобщее осуждение; даже простой народ считал, что квестор не имел права оставить должность раньше своего полководца. Гая привлекли к суду. Его защитительная речь была яркой и убедительной.

«Я участвовал,— сказал Гай,— не в десяти походах, как предписано законом, а в двенадцати. Я был квестором целых три года, хотя обязателен лишь годовой срок! Может ' быть, я извлек выгоду из столь долгой службы? Нет! Из всех участников войны я один уехал с полным кошельком,, а вернулся с пустым!»

Попытка осудить Гая провалилась. Знать пыталась еще несколько раз привлечь его к суду по разным ложным обвинениям, но каждый раз красноречие Гая и безупречность его поведения помогали ему доказать свою невиновность. Попытки недругов не допустить Гая к важным государственным постам тоже не имели успеха. Гай выставил свою кандидатуру в народные'трибуны на 123 г. до н. э. Все богатые как один человек поднялись против Гая. Зато со всех концов страны в Рим стекалась такая масса народа, желавшего голосовать за младшего Гракха, что форум не мог вместить всех пришедших. Хотя, знать оказала немалое давление на народ и многих склонила не голосовать за Гая, он все-таки был избран народным трибуном.

Заняв этот пост, Гай легко выдвинулся благодаря своему уму и красноречию. Выступая по разным вопросам, он не раз вспоминал трагическую гибель своего брата и напоминал о жестокости его убийц — оптиматов: «Наши предки присудили к смертной казни Гая Ветурия лишь за то, что он не уступил дорогу трибуну, переходившему через площадь. А народный трибун Тиберий был зверски убит на глазах у всех, и никто не был за это наказан. Враги волокли его труп через весь город, отказали ему в погребении, бросили в реку, точно собаку. А сколько друзей Тиберия убили без суда?»

Под влиянием речей Гая в народе ожили воспоминания о героической жизни его бра та и о том произволе, который творила знать. Поэтому народное собрание приветствовало деятельность Гая: люди видели в нем продолжателя дела Тиберия.

Прежде всего Гай провел закон о твердых ценах на хлеб: это принесло большие выгоды римской бедноте. Была возобновлена работа комиссии по переделу земли: вновь безземельным гражданам стали отводить участки. Чтобы привлечь на свою сторону всадников, Гай провел судебную реформу. До этого судебные дела велись сенаторами. Всадники не могли попасть в сенат: ведь его члены не выбирались, а назначались. Обычно бывало так, что место умершего отца занимал его сын; немного самых знатных римских семей из поколения в поколение стояло во главе государства. Всадники не допускались к управлению. По предложению Гая, в руки трехсот представителей этого сословия был передан суд.

Людей поражала энергия и распорядительность Гая. Постоянно его видели среди граждан, и с каждым, будь то ремесленник или посол, солдат или ученый, крестьянин или сенатор, он разговаривал приветливо. Популярность Гая была настолько велика, что он без труда добился своего переизбрания народным трибуном на второй срок (122 г. до н. э.).

Но, враги Гая нашли коварный способ ослабить влияние народного вождя и подорвать его авторитет. Исполнителем этого замысла стал один из трибунов, Ливии Друз. Он происходил из знатной и богатой семьи, был опытным политическим деятелем и блестящим оратором. Должность народного трибуна обязывала Друза стоять на защите прав народа, но на деле он стал послушным орудием знати. Друз предлагал законопроекты внешне чрезвычайно заманчивые, осуществить которые, однако было невозможно. Например, Гай предложил образовать две колонии, где желающие могли бы получить земельные наделы. Друз же, демонстрируя свое мнимое народолюбие, предложил создать 12 колоний, хотя в, действительности для них не нашлось бы земли. Когда Гай с трудом добился снижения арендной платы за землю, Друз по соглашению с сенатом предложил полностью отменить арендную плату. Знать была готова на любые уступки, лишь бы Друз стал самым популярным человеком в Риме, а влияние Гая было бы ослаблено. Друз всегда подчеркивал, что все его проекты вносятся с одобрения сената, и таким образом обманывал граждан, убеждая их, что сенат заботится о народе. Коварству Друза не было границ: он клеветал на Гая, говоря, что тот берется сам руководить всеми финансовыми делами новых римских колоний в надежде обогатиться.

Как раз в это время Гай отбыл в Африку, где на месте разрушенного Карфагена хотел основать колонию Юнонию. Скоро из Африки пришли дурные вести.

«Граждане! — рассказывал приехавший оттуда гонец.— Несчастье грозит нашей новой колонии. Видно, неправ был Гракх, когда предложил распахать земли на месте, преданном проклятию: ведь там стоял Карфаген — город, причинивший Риму столько вреда. Боги прогневались на нас. Когда мы хотели водрузить римское знамя на месте будущей колонии, поднялся сильный ветер. Знамя была разорвано в клочья, а внутренности животных, принесенных в жертву, были сброшены с алтарей и раскиданы по нечистой земле».

Потрясенные слушатели качали головами, а рассказчик продолжал: «Долго трудились мы, ставя каменные столбы на границе колонии. А когда настало утро, ни одного. столба не оказалось на месте! Куда же делись эти камни? Ночью набежала стая волков. Мы видели, как в темноте блестели их глаза. Потом волки исчезли. Вероятно, они были посланы богами, чтобы сотворить это чудо».

Несмотря на суеверные страхи римлян, Гай продолжал работы по основанию колонии со свойственной ему энергией и деловитостью.

Аристократ Луций Опимий, злейший враг Гая и яростный противник его реформ, выдвинул свою кандидатуру в консулы. Это заставило Гая покинуть Африку и вернуться в столицу: он хотел помешать избранию Опимия.

Вернувшись в Рим, Гай переселился с Па-латинского холма, где жили аристократы, в квартал, расположенный ниже форума и заселенный беднотой. Он хотел быть ближе к народу, большинство которого его по-прежнему любило и уважало. Гай намеревался выступить с новым законопроектом о предоставлении гражданских прав италикам2. Услышав об этом, жители различных областей Италии стали сходиться в Рим, желая поддержать своего защитника. Гражданские права, которых добивался для них Тай, означали, что они смогут получать от государства, так же как и римская беднота, земельные наделы и материальную помощь.

Предложение Гая враги сумели использовать против него. Консул Гай Фанний выступил перед народом с речью, в которой грозил римлянам, что новые граждане отнимут у них все имущества.

«Неужели вы не понимаете,— спрашивал он,— что, даровав италикам гражданские права, вы тем самым ограбите сами.себя? Не надейтесь, что после этого вы будете занимать в цирках и амфитеатрах те же места, что и сегодня! Ведь эти люди заполнят весь город, на, их долю достанется весь хлеб при раздачах, а вы ничего не получите».

Римляне действительно стали опасаться за свои привилегии. Используя их тревогу, Фанний внес предложение не допускать в

Рим италиков, а тех, кто уже прибыл,— высылать из города. Это нанесло удар замыслам Гая. Ведь именно италики могли оказать ему наибольшую поддержку. Поэтому Гай протестовал против действий консула и ббещал помочь италикам, которых хотели изгнать.

Как-то, проходя по улице, Гай услышал крики знакомого ему италика, которого схватили ликторы консула. По виду ликторов Гай понял, что они не подчинятся его приказу, а попытка принудить их силой приведет к столкновению, которого Гай хотел избежать.

Стало ясно, что Гай не в состоянии выполнить своих обещаний, так как народ не склонен был делиться с италиками своими привилегиями. Римская беднота понимала, что чем больше будет граждан, тем меньше достанется при раздачах на долю каждого. Главный враг Гая, вождь оптиматов Опимий, был избран консулом. Однако Гай не падал духом. Он в третий раз выставил свою кандидатуру трибуны, не на этот раз не был избран. Говорили, что трибуны пошли на обман и исказили результаты подсчета голосов.

Теперь богачи перешли в наступление: по их требованию был изменен ряд законов, и народ лишился многих прав, добытых для него Гаем.

В основанную Гракхом колонию Юнонию сенат послал комиссию, которая придирчиво проверяла прошлую деятельность Гая, ища любого предлога, чтобы обвинить его в злоупотреблениях. Многие сторонники Гая призывали его продолжать борьбу с аристократами, перейдя к открытой борьбе. Говорят, что так же думала и мать Гая Корнелия. По ее приказу в Рим прибыла группа воинов, переодетых жнецами. В решительный момент они должны были выступить на стороне Гракха. Отношения между сторонниками Гая и аристократами так обострились, что столкновение могло произойти в любой момент. Так и случилось.

Однажды во время жертвоприношения, совершавшегося консулом, один из ликторов грубо крикнул стоявшим рядом друзьям Гая: «Эй вы, негодяи! Уступите место порядочным людям!»

Это вызвало такой взрыв возмущения, что оскорбитель тут же был убит. Узнав о случившемся, Гай пришел в отчаяние: «Что вы наделали? Вы что, не понимаете, что наши враги только и ждут предлога, чтобы обнажить мечи? Сейчас они получили этот предлог». .

Действительно, едва весть об убийстве ликтора облетела народ, на улицах стали собираться толпы вооруженных людей. Только хлынувший ливень разогнал всех по домам.

На другой день перед зданием, где совещались сенаторы, появилась толпа, оглашавшая воздух громкими воплями и рыданиями. К зданию принесли на носилках труп убитого вчера ликтора. Сенаторы, услышав шум, вышли на площадь, и консул Онимий, делая вид, что ему непонятна причина волнения, спросил пришедших: «Граждане, что случилось? Почему на вас траурные одежды? Что означают ваши рыдания?» — «Свершилось неслыханное злодеяние. Сторонники Гракха убили вчера ликтора, служителя закона»,— отвечали люди, несшие труп. Их притворные вопли и показная скорбь, так же как и искусно разыгранное удивление и возмущение Опимия,— все это должно было возбудить римлян против Гая, оправдать расправу с ним и его сторонниками.

Но многие граждане по-прежнему стояли за Гракха. Они возмущались: «Сенаторы еще говорят о правосудии! А где было правосудие, когда Тиберий пал под ударами убийц? Где были сенаторы, когда труп народного трибуна волокли через весь город?»

Они понимали, что гибель ликтора только предлог, чтобы начать расправу с Гаем и его сторонниками. Сенаторы прибегли к чрезвычайным мерам. Опимий получил диктаторские полномочия. Он приказал сенаторам и всадникам явиться при оружии, в сопровождении вооруженных рабов.

Потрясенный происходящим, Гай был печален. Долго стоял он на площади перед статуей своего отца. По его щекам текли слезы. Видевшие это люди были глубоко тронуты горем своего вождя. Огромная толпа провожала Гая до дома и охраняла .его всю ночь.

Наутро сторонники Гая отправились на Авентинский холм, где они решили обороняться от нападения.

Когда Гай выходил из дому, его остановила жена с маленьким сыном на руках. Упав на колени перед мужем, она умоляла его не идти на Авентин. Но слезы и мольбы жены не удержали Гая. Он молча вышел из дому и в сопровождении друзей отправился к своим сторонникам. Когда все собрались, ближайший друг Гая Фульвий Флакк послал своего младшего сына для переговоров с сенаторами. Тот почтительно обратился к консулу Опимию и сенаторам и сообщил им условия, на которых еще возможно Ч5ыло примирение. Большинство сенаторов, стремясь избежать гражданской войны, не возражали против переговоров. Они хорошо помнили, какую ненависть заслужили в Риме убийцы Тиберия Гракха.

Но Опимий грубо ответил посланцу: «Я не намерен вести переговоры через мальчишку! Пусть Гай и Фульвий сами придут сюда и попросят пощады».

Узнав об ответе Опимия, Гай хотел самотправиться на площадь и убедить консулаи сенаторов не допускать кровопролития.

Но друзья не пустили его: коварство враговбыло слишком известно. Тогда Фульвий снова послал своего сына. Опимий приказалсхватить юношу, а сам во главе вооруженных воинов двинулся к Авентину. Критскиелучники, наемники Опимия, еще издали стали поражать противника. Началась паника.Один за другим гибли друзья Гракха. Фульвий и его старший сын укрылись в заброшенных банях, но были обнаружены и убиты.

Гай не хотел участвовать в битве, не хотел поднимать оружие на сограждан. Уйдяв храм Дианы, он намеревался покончитьс собой.

 «Пусть боги накажут римский народ занеблагодарность,— сказал он друзьям.— Народа который покидает своих ; вождей в беде,   вполне  достоин   вечного   рабства>.

Друзья все-таки уговорили Гая бежать. Горстке людей удалось незаметно покинуть храм и устремиться к воротам в стене, окружавшей Авентин. К несчастью, Гай оступился и вывихнул ногу. Враги, напавшие на след беглецов, настигли их. Друг Гая Помпоний взялся задержать преследователей. В крепостных воротах завязался рукопашный бой. Силы были неравны, и через несколько минут герой рал мертвым.

Тем временем Гай, с трудом ступая на больную ногу, спускался к Тибру, надеясь по мосту перебраться на противоположный незаселенный берег. Встречные сочувствовали Гаю и Подбадривали его. Но напрасно он молил дать ему коня, чтобы спастись от преследователей. Страх перед местью аристократов пересиливал жалость. На мосту преследовавшие Гая враги вновь были остановлены. Сподвижник Гая Лициний повторил подвиг Помпония: несколько минут.- отражал он удары врагов, пока не погиб.

Когда Гай в сопровождении верного раба достиг священной рощи, крики преследователей раздавались уже совсем рядом.

«Друзей у меня больше нет, а врагам не хочу достаться живым»,— сказал Гай своему рабу и показал на меч. Тот понял желание господина и нанес ему смертельный удар.

Через  некоторое время перед Опимием появился человек, несущий на острие копья отрубленную голову. Это приятель Опимия Септимулей пришел за наградой: ведь консул обещал за голову Гая столько золота, сколько она будет весить. Но негодяй не удержался от подлости: вынув мозг, он наполнил голову Гая свинцом, чтобы получить побольше золота.

Целый день волны Тибра несли к морю трупы: около 3 тысяч сторонников Гая были убиты и брошены в реку по приказу консула.

Кичась своими злодеяниями, Опимий приказал в память о победе построить на площади Рима храм Согласия. Но едва постройка была завершена, как на фронтоне появилась надпись, начертанная каким-то смельчаком: «Нечестие воздвигло храм Согласию!»

Цель, к которой стремились Тиберий и Гай Гракхи и за которую они отдали свои  жизни, была благородной. Они хотели сделать равными и счастливыми всех свободных граждан Италии. Но рабов они освобождать не собирались. Может быть, именно в этом была главная причина их поражения.

Братья Гракхи погибли, но римский народ не забыл их. В одном из лучших районов Рима им воздвигли статую'. Проходя мимо'нее, люди склоняли головы, а в праздник урожая первые колосья и первые плоды года граждане приносили туда, где некогда погибли Тиберий и Гай, борясь за права разоренного римского крестьянства.