Мифологический Словарь

СЛАВЯНСКАЯ   И   РУССКАЯ   МИФОЛОГИЯ

ИВАН ЦАРЕВИЧ, Иван Королевич

мифологизированный образ главного героя русских народных сказок. Его деяния — образец достижения наивысшего успеха. Универсальность образа И. Ц. в том, что он — «Иван», т. е. любой человек, не имеющий каких-либо сверхъестественных исходных преимуществ; одновременно «Иван» и «первочеловек», основатель культурной традиции, демиург в том смысле, что совершённые им деяния как бы приравниваются по значению к космологическим актам, непосредственно продолжают их на человеческом уровне, образуют социальную структуру человеческого общества и задают как высший социальный статус, так и правила его достижения. Всеобщий характер парадигмы, определяемой образцом И. Ц., вытекает из того, что герой в этой функции практически всегда «Иван» и что большинство других сказочных героев - тоже «Иваны» — с уточняющими характеристиками пли без них, ср.: Иван, Иванушка, Ивашка, Иваныч, Иван богатырь, Иван бурлак, Иван крестьянский сын, Иван солдатский сын, Иван девкин сын, Иван гостиный сын, Иван Дурак, Иван Несчастный, Иван Бессчастный, Иван голый, Иван вор, Иван Горох, Ивашка белая рубашка, Пвашко Запечник и т. п. (ср. Иваны солдатские дети).

Особый интерес представляют Иваны, объединяющие в своём имени (а в значительной степени и в своём образе) человеческое и животное, ср. Иван Сученко, Иван Выкович. Иван Коровий сын, Иван Кобылий сын, Ивашко Медведко. Одни из этих «Иванов» выступают как действующие лица в тех же сюжетах, где участвует И. Ц., то как его спутники и помощники, то как его явные или тайные недоброжелатели, другие оказываются ипостасями И. Ц., особенно Иван Дурак. Нередко экспозиция сказки об И. Ц. строится так: у родителей (царя и царицы, крестьян и т. и. или без каких-либо уточнений) было три сына, двое было   умных,   а: третий — дурак   (не

умный, не очень умный и т. п.); Иван Дурак может быть Царевичем уже по рождению или становится   им по достигнутому им новому и более высокому  статусу      (Иван    крестьянский сын).  В начале сказки И.  Ц. оказывается в худшем (менее привилегированном, более сложном или опасном) положении, чем все или, точнее, чем другие,   которые   предназначены   для решения той задачи, которую, в конце концов, выполняют не они, а И. Ц. Это «худшее» положение состоит в том, что если И. Ц. царский сын, го последний, третий (Иван третий), самый младший,    которому   предпочитаются старшие его братья. Ущербность И. Ц. часто подчёркивается тем, что он дурак  (иногда   немой),   который делает всё невпопад.  

Когда  И.   Ц.— крестьянский сын, то при наличии «природных» царевичей он как бы не имеет с  самого  начала   прав   на   то, чтобы стать царевичем. Кроме того, положение И. Ц. в начале сказка  более всего осложняется   исходной   «недостачей»: И.   Ц.   или  наказывается родителями и   изгоняется   из   дому  за    какой-то поступок или обязан — по   повелению извне или по собственному долгу — выполнять некую опасную и сложную задачу,   в   любом   случае   связанную с риском и геройством, что вызывает прохождение И. Ц. через такие испытания, которые и делают его достойным статуса «царевича».  Мифопоэтический смысл сказок об И. Ц. кроется в этих испытаниях (ср. инициацию, которую  В.   Я.   Пропп считал  ритуальной   основой   для   формирования волшебной сказки).  

Удача  возможна только в крайнем случае, когда И. Ц. готов к смерти, когда он фактически оказывается в её царстве, но делая там единственные правильные ходы (благодаря собственным высоким качествам — смелость, сила, храбрость, наблюдательность и т. п. или внимательности  к полезным советам), находит выход из нижнего мира и возвращается к жизни преображённым. В основе этого контакта со смертью и достижения  через  него «новой» жизни,   связанной   с   обладанием  высшими  ценностями, лежит та же схема, что и в «основном» мифе о битве громовержца (см. Перун) со змеевидным противником, и в этом смысле сказка об И. Ц. продолжает этот миф в трансформированном виде и обнаруживает свою максимальную мифологичность именно в эпизодах,   связанных  с  пребыванием в  подземном царстве.

В целях ликвидации «недостачи» И. Ц. отправляется на попеки исчезнувшей (похищенной) царевны или царицы; его нередко сопровождают два старших брата (или два встреченных по пути спутника), которые оказываются мнимыми помощниками; когда путешественники приходят к яме, провалу, дыре, колодцу, пещере и т. п.

И. Ц. спускается по верёвке вниз, его  братья   (спутники)   предательски обрывают   верёвку — сразу   же   или в конце, когда И. Ц., выполнив задачу, хочет вернуться на землю. И. Ц. оказывается  покинутым:   он   одинок, и теперь он может надеяться только на себя.   В  нижнем царстве  (иногда оно  делится   на   три  царства — медное, серебряное, золотое) он   обнаруживает  царевну (или  трёх   царевен), вступает в смертный бой с прилетевшим внезапно Змеем (частоогненным), пленившим царевну (царевен); он отсекает ему три головы (иногдапоследовательно три, шесть, девять или двенадцать),   освобождает  царевну;   при этом сам И. Ц. близок к смерти или даже оказывается убитым, но возрождается    с   помощью   «живой»   воды, приобретает   силу   благодаря    «сильной» воде а, наоборот, лишает Змея его мощи, вынудив его хитростью отведать «бессильной» воды. В заключение И. Ц. выбирается    из   подземного   царства с помощью данного ему   волшебного яйца (или трёх яиц), в которое «скатывается» царство, или высокого дерева,  орла, выносящего его на   землю, и т. ц.

Все эти детали отсылают к образам нижнего мира, стихий воды и  огня,   жизни  и  смерти,   мирового древа и мирового яйца и т. п., т. е. к неизменным  компонентам космологической   картины,     которые     многое объясняют в схеме «основного» мифа. Оказавшись на  земле,  И.   Ц.  достигает высшего  из  возможных  статуса (иногда   этому   предшествует    «катание»  яйца,   из  которого   «разворачивается»  новое  царство  со  всеми  его ценностями). Этот статус определяется женитьбой на спасённой царевне, приобретением   богатств    (добра,   драгоценностей),  царской властью.  

И.   Ц. в сказочных сюжетах связан с братьями (иногда и сестрой, которая,  между прочим, временно становится его женой),  помощниками (дядька  Катома, Никанор-богатырь,  слепой  богатырь, старичок, старушка и т. п.), с царевной-невестой; с Иваном Сученко, Иваном Быковичем, Иваном Коровьим сыном (Буря-богатырь),  Иваном Кобылиным   сыном,    Белым Полянином, Вертодубом,   Вертогором   (ср.   также Горыня,  Дубыня    и    Усыня);   с   злой сестрой, ведьмой, Ягишной, Норкой-зверем, Кощеем Бессмертным, Змеем; с Солнцевой сестрой, Василисой (или Еленой) Прекрасной, Марьей Моревной, с Жар-птицей, серым волком и т. п. В целом И. Ц. может быть соотнесён с образом мифологического героя, прошедшего   через   смерть,   обретшего    новую   жизнь,   с   сюжетом глубинной  связи умирания   и возрождения.