1001 забытое чудо. Книга проклятых.

ЧАРЛЬЗ ФОРТ

                   Процессия проклятых

                   ПОД ПРОКЛЯТЫМИ я подразумеваю исключенных.

Перед нами пройдет процессия фактов, исключенных Наукой.

                   Батальоны ненавидимых, ведомых мертвенно-бледными

фактами, эксгумированными  мною, промаршируют перед нами. Вы

прочтете о них - или они пройдут маршем. Одни  синевато-

багровые, другие огненнокрасные, а некоторые сгнившие.

                   Некоторые из них - это трупы, скелеты, мумии,

дергающиеся, ковыляющие,  воодушевляемые своими попутчиками,

которые были прокляты, будучи еще живыми. Среди  них будут

гиганты, они пройдут мимо, хотя и спят крепким сном. Среди них

будут вещи,  называемые теоремами, и вещи, называемые

лохмотьями: они пройдут мимо, подобно  Эвклиду, рука об руку с

духом анархии. Здесь и там будут перепархивать мелкие 

проститутки. Пройдет много клоунов. Но многие сохраняют

высочайшую  респектабельность. Некоторые из них убийцы. Будут

и бледные вонючки и отталкивающие  суеверия и просто тени и

злобные умыслы с веселой ухмылкой - прихоти и любезности. 

Наивные и педантичные, странные и гротескные, искренние и

неискренние, глубокие и  ребячески незрелые.

                   Удар ножом, и смех, и покорно сложенные руки чьей-то

безнадежной собственности.

                   Ультра респектабельные, но все равно осужденные. Их

общий вид выражает  достоинство и распущенность; их совокупный

голос - это вызывающая молитва; но дух  целого торжественно-

ритуальный.

                   Сила, объявившая всем этим вещам, что они прокляты,

это догматическая наука. Но  они промаршируют.

                   Мелкие проститутки будут дурачиться и шалить, уродцы

и чудаки будут привлекать к  себе внимание, а клоуны будут

нарушать ритм целого своим шутовством, - но это не  нарушит

целостности процессии в целом, внушительности вещей, которые

будут проходить,  проходить и проходить и продолжать подходить,

подходить, подходить.

                   Неодолимость вещей, которые не угрожают, не

глумятся, не бросают вызов, но  выстраиваются в боевые порядки и

проходят, проходят, и продолжают проходить. Итак, под 

проклятыми я подразумеваю исключенных. Но под исключенными я

подразумеваю тех, что  когда-нибудь будут исключающими. Или,

что все, что есть, больше не будет. Или, что все,  что не есть,

будет...

Но, конечно, пусть будет то, что не будет... Мы считаем, что

постоянное  движение от того, чего нет, к тому, чего не будет, или

состояние, которое обычно и по  глупости называется

"существованием", есть ритм неба и ада: что проклятые не

останутся  проклятыми; что спасение только предшествует

погибели. Из этого следует, что однажды  наши ненавидимые

оборванцы станут прилизанными ангелами. А затем, как следует из 

следствия этого следствия, в какой-нибудь следующий день, они

отправятся туда, откуда  пришли.

                   Мы полагаем, что ничто не сможет сделать попытку

быть, иначе, чем попытавшись  исключить что-либо другое; что то,

что обычно, называют "бытием", - это состояние,  которое

вымешано более или менее прямо пропорционально видимости

несомненного  различия между тем, что включено и тем, что

исключено. Но мы полагаем, что не  существует никаких

несомненных различий: что вещи похожи на мышь и насекомое

внутри  головки сыра. Мышь и насекомое - кажется, нет вещей,

более несходных. Они там сидят  неделю или они пробыли там

месяц - оба являются всего лишь превращениями сыра. Я  думаю,

все мы такие насекомые и мыши, являясь только различными

выражениями  всесодержащего сыра.

                   Или что красный цвет не отличается несомненно от

желтого, это только другая  степень вибрации чего-то, степенью

чего является желтый цвет; что красный и желтый цвета 

непрерывны, или что они сливаются в оранжевом.

                   Что, следовательно, если на основе желтизны и

красноты наука попыталась бы  классифицировать все феномены,

включая все красные вещи как истинные и исключая все  желтые

как ложные или иллюзорные, то такое разграничение обязательно

было бы ложным  и произвольным, потому что вещи, окрашенные в

оранжевый цвет, входя в непрерывную  целостность, принадлежали

бы обеим сторонам этой гипотетической границы.

                   По мере нашего продвижения мы будем поражены

следующим:

                   Ни одно основание для классификации, или для

включения и исключения, более  разумное, чем то, что лежит в

основе различия между красным и желтым, никогда не было 

придумано.

                   Наука, прибегая к разным основаниям для

классификации, рассмотрела множество  фактов. Если бы она этого

не сделала, то не было бы ничего, на основании чего она могла бы 

оказаться существующей. Наука, прибегая к разным основаниям для

классификации,  исключила множество фактов. Так вот, если

красный цвет непрерывно переходит в желтый;  если каждое

основание для допущения непрерывно переходит в другое

основание, то Наука  должна была исключить некоторые вещи,

которые непрерывно переходят в принятые. Мы  выбрали красный и

желтый цвета, которые сливаются в оранжевости, как

олицетворение  всех тестов, всех стандартов, всех способов

формирования мнения...

                   Что любое положительное, категорическое мнение о

любом предмете - это иллюзия,  построенная на ошибочном

допущении, что положительные, несомненные различия, по 

которым можно судить...

                   Что ум всегда искал такого факта, основания,

обобщения, закона, формулы, большой  посылки, - которые были бы

позитивными, несомненными; что самое лучшее, что когдалибо

было сделано в этом отношении, это утверждение, что некоторые

вещи самоочевидны,  - тогда как под очевидностью мы

подразумеваем поддержку какого-то определенного  утверждения...

                   Что такова цель поиска; но что она никогда не была

достигнута; но что Наука  действовала, правила, провозглашала и

осуждала, как если бы она была достигнута. Что  такое дом?

                   Невозможно определить, что есть нечто, как

положительно, определенно отличное от  чего-то другого, если не

существует положительных. четко определенных различий.

                   Сарай - это дом, если в нем кто-то живет. Если

проживание составляет сущность  домовости, поскольку

архитектурный стиль ее не составляет, тогда птичье гнездо есть дом. 

И проживание человека в нем не является основанием для

суждения, поскольку мы называем  конуру собачьим домом.

                   И не материал, так как мы говорим о снежных домах

эскимосов - или что раковина  это дом рака-отшельника - или был

домом для моллюска, который сделал ее, - или что  вещи, с виду

столь положительно различные, как Белый Дом в Вашингтоне и

раковина на  морском берегу, оказываются связанными

непрерывным переходом.

                   Поэтому никто никогда не мог сказать, что такое,

например, электричество. Оно не  есть нечто, положительно

отличающееся от тепла, магнетизма или жизни. И метафизики, и 

теологи, и биологи пытались определить жизнь. Они потерпели

неудачу, потому что, в  положительном смысле, здесь нечего

определять: не существует ни одного явления жизни,  которое не

проявилось бы, в той или иной степени, в химизме, магнетизме,

астрономических  движениях. Белые коралловые острова в синем

море. Их кажущееся различие: кажущаяся  индивидуальность, или

положительное, несомненное отличие друг от друга, но одни и 

другие - это всего лишь выступы из морского дна.

                   Различие между морем и сушей не позитивно, не

абсолютно: в любой воде есть  немного земли, в любой земле есть

немного воды.

                   Что, следовательно, все кажущиеся вещи вовсе не есть

вещи, если они все связаны  друг с другом непрерывными

переходами, они не более вещи сами по себе, чем ножка стола,  если

она есть только выступ из чего-то другого; что никто из нас не

является реальной  личностью, если физически мы непрерывны с

нашей средой; если психически в нас нет  ничего, кроме выражения

нашего отношения к среде.

                   Наше общее понимание имеет два аспекта.

Общепринятый монизм, или что все  "вещи", будучи всего лишь

выступами, суть выступы, стремящиеся оторваться от своей 

основы, которая отрицает их собственную индивидуальность.

                   Я представляю себе единую всеобщую

взаимозависимость, в которой и из которой  все кажущиеся вещи

суть только различные выражения, но в которой все вещи суть 

локализации единой попытки вырваться и стать действительно

вещами, или чтобы  установить бытие позитивного различия, или

окончательного разграничения, или ничем не  смягченной

независимости - или личности или души, как это называется в

человеческих  явлениях...

                   Что все, пытающееся утвердиться как реальное, или

положительное, или как  абсолютная система, правительство,

организация. Я, душа, существо, индивидуальность,  может это

попытаться сделать, только проведя линию вокруг себя или вокруг

включений,  которые учреждают (создают) себя, и проклиная, или

исключая, или отрывая себя от всех  других вещей.

                   Что если оно так не действует, то оно не может казаться

существующим; что если оно  действует так, оно действует

неправильно и произвольно, и напрасно, и катастрофически, в 

точности как действовал бы тот, кто, прочертив в море круг,

включающий несколько волн,  утверждает, что прочие волны, с

которыми включенные в круг связаны непрерывными  переходами,

являются положительно, несомненно другими, и ставит на карту

свою жизнь,  утверждая, что допущенные и проклятые

положительно различны.

                   Мы полагаем, что все существование есть оживление

локального идеальным, что  постижимо только во всеобщем.

                   Что если все исключения (все исключенные) ложны,

поскольку всегда включенное и  исключенное непрерывно

переходят друг в друга; что если все кажущееся существование, 

способное быть нами воспринятым, есть продукт исключения, то

нет ничего из  воспринимаемого нами, что реально существует; что

только всеобщее может реально  существовать.

                   Наш особый интерес привлекает современная наука как

проявление этого  единственного идеала или цели, или процесса.

                   Что если она исключена неправильно, поскольку нет

позитивных (однозначных)  критериев для суждения; что она

исключила вещи, которые по ее собственным  псевдокритериям

имеют такое же право войти, как и избранные.

                   Наш общий взгляд:

                   Что состояние, которое обычно и бессмысленно

называется "существованием", есть  течение, или поток, или

попытка перехода от негативности к позитивности и есть нечто 

промежуточное между ними. Под позитивностью мы

подразумеваем: Гармонию, равновесие,  порядок, закономерность,

устойчивость, последовательность, единство, реальность, систему, 

правительство, организацию, свободу, независимость, душу, Я,

личность, существо,  индивидуальность, истину, красоту,

справедливость, совершенство, определенность...

                   Что все, что называется развитием, прогрессом или

эволюцией, есть движение, или  попытка прийти к тому состоянию,

для которого, или для аспектов которого существует  столько имен,

и все они суммируются в одном слове "позитивность".

                   Сначала это подытоживание принимается, может быть,

не очень охотно. Сначала  может показаться, что все эти слова не

являются синонимами: что "гармония", возможно, и  означает

"порядок", но что под "независимостью", например, мы не

подразумеваем  "истину", или что под "устойчивостью" мы не

подразумеваем "красоту", или "систему", или  "справедливость".

                   Я представляю себе единственную всенепрерывную

связь, которая выражается в  астрономических явлениях, а также в

химических, биологических, психических или  социологических;

она повсюду стремится локализовать позитивность в различных

сферах  явлений -которые являются всего лишь псевдоразличными -

мы им даем разные названия.  Мы говорим о "системе" планет, а не

об их "правительстве", но рассматривая, например,  магазин и его

управление, мы видим, что эти слова взаимозаменяемы. Стало

привычным  говорить о химическом равновесии, но не об

общественном; это ложное разграничение было  сломано. Мы

увидим, что под всеми этими словами мы подразумеваем одно и то

же  состояние, как повседневные удобства, или, выражаясь на языке

общепринятых иллюзий,  они, конечно, не являются синонимами,

например, для ребенка земляной червяк не является  животным, он

животное для биолога.

                   Под "красотой" я подразумеваю то, что кажется целым.

                   И наоборот, то, что не является целым или искалечено -

безобразно. Венера  Милосская. Для ребенка она безобразна.

                   Когда ум настроится воспринимать ее как целостность,

она прекрасна, хотя по  физиологическим стандартам и неполна.

                   Рука, когда о ней думают только как о руке, может

показаться прекрасной.

                   Найденная на поле битвы, очевидно являющаяся частью,

она не прекрасна.

                   Но все в нашем опыте есть только часть чего-то другого,

которое в свою очередь, есть  только часть чего-то еще, или, что нет

в нашем опыте ничего прекрасного - только  видимости,

промежуточные между красотой и безобразием. В нашем опыте

только всеобщее  является полным; только полное прекрасно;

всякая попытка достигнуть красоты есть  попытка придать

локальному атрибут всеобщего.

                   Под устойчивостью мы подразумеваем нечто

недвижимое и не поддающееся  воздействию. Но все кажущиеся

вещи суть только реакции на нечто другое. Следовательно, 

устойчивость может быть только всеобщей, или тем, рядом с чем

нет ничего другого. Хотя  некоторые вещи как будто приближаются,

к устойчивости более, чем другие, в нашем опыте  существуют

только различные степени промежуточности между устойчивостью

и  неустойчивостью. Поэтому каждый человек, который трудится

ради устойчивости под  разными названиями- "постоянства",

"выживания", "продолжительности", стремится  локализовать в

чем-то состояние, которое осуществимо только во всеобщем.

                   Под независимостью, существом и индивидуальностью я

подразумеваю только то,  помимо чего нет ничего другого. Если же

даны только две вещи, они должны быть связаны  непрерывным

переходом и воздействовать одна на другую, если все есть только

реакция на  что-то другое, и любые две вещи будут разрушительны

для независимости, существа или  индивидуальности.

                   Все попытки создания организаций, систем и логически

согласованных целостностей,  из которых некоторые гораздо ближе

приближаются к желаемой цели, чем другие, оставаясь  всего лишь

чем-то промежуточным между Порядком и Беспорядком, терпят

неудачу по  причине своих отношений с внешними силами. Все они

являются пробными целостностями.  Если по отношению ко всем

локальным феноменам всегда действуют внешние силы, то и  эти

попытки могут быть реализованы только в состоянии целостности,

то есть того, для чего  нет внешних сил.

                   Или, что все эти слова являются синонимами и все

означают состояние, которое мы  называем позитивным состоянием.

                   Что все наше "существование" есть стремление к

позитивному состоянию.

                   Из этого утверждения следует удивительный парадокс:

                   Что существует только один этот процесс и что он

действительно оживляет все  проявления, во всех сферах явлений,

являя собой то, что мы называем всенепрерывной  связью.

                   Мысли религиозных людей - это соглашение о душе.

Они имеют в виду отдельное  устойчивое существо, или состояние -

душу, - являющееся независимым, а не только  поток вибраций или

комплекс реакций на среду, непрерывно связанный со средой, 

сливающийся в конечном счете с бесконечным множеством других

взаимозависимых  комплексов.

                   Но единственной вещью, которая не слилась бы в

конечном счете с чем-нибудь  другим, было бы то, вне чего нет

ничего другого.

                   Что Истина есть только другое название позитивного

состояния, или что поиск  Истины есть попытка достигнуть

позитивности.

                   Ученые, которые думали, что ищут Истину, старались

найти астрономические,  химические или биологические истины. Но

Истина есть то, рядом с чем нет ничего. Ничего,  что могло бы

модифицировать ее, ничего, что бы могло оспорить ее, ничего, что

составляло  бы исключение - всевключающее, полное... Под

Истиной я подразумеваю Всеобщее. Так,  химики думали, что ищут

истину, или реальное, и всегда терпели неудачу в своих попытках 

из-за внешних связей химических явлений; потерпели неудачу в том

смысле, что никогда не  был открыт ни один химический закон, без

всяких исключений. Потому что химия связана  непрерывными

переходами с астрономией, физикой, биологией. Например, если бы

Солнце  сильно изменило свое расстояние от Земли и если бы при

этом могла бы сохраниться  человеческая жизнь, тогда знакомые

химические формулы больше бы не работали и  пришлось бы учить

новую химию...

                   Или все попытки найти Истину в особенном это

попытки найти всеобщее в  локальном.

                   И художники в их стремлении к позитивности под

названием "гармония", связаны с  красками, которые окисляются

или реагируют на ухудшающуюся среду, или струны  музыкальных

инструментов, которые по-разному и непредсказуемо

приспосабливаются к  внешним термическим и гравитационным

воздействиям, - снова и снова это единство всех  идеалов. Это и есть

попытка стать тем, или достигнуть того, что может быть достигнуто 

только во всеобщем. В нашем опыте существует только

промежуточность между гармонией  и диссонансом. Гармония есть

то, вне чего нет никаких внешних сил.

                   И нации, которые воевали с единственным мотивом - за

индивидуальность, или  бытие, чтобы быть реальными,

окончательными нациями, не подчиненными другим нациям,  не

быть частями других наций. И что ничего не было никогда

достигнуто, кроме  промежуточности, и что история - это летопись

неудач этой единственной попытки,  поскольку всегда были

внешние силы или внешние нации, борющиеся ради той же цели.

                   Что касается физических вещей, химических,

минералогических, астрономических,  то о них не принято говорить,

что они действуют, чтобы достигнуть Истины или Бытия, но 

считается, что все движения направлены к Равновесию, что нет

такого движения, которое не  было бы направлено к Равновесию - и

всегда прочь от какого-нибудь другого приближения  к Равновесию.

                   Все биологические феномены действуют, чтобы

приспособиться; нет никаких  биологических действий, помимо

приспособления.

                   Приспособление - это другое название Равновесия.

Равновесие есть Всеобщее, или  то, вне чего нет ничего внешнего,

что могло бы испортить его.

                   Но что все, что мы называем "бытием", есть движение,

и что всякое движение есть  выражение - не равновесия, а

уравновешивания, или недостигнутого равновесия; что  движения

форм жизни являются выражениями недостигнутого равновесия;

что всякая мысль  относится к недостигнутому; что иметь то, что в

нашем состоянии называется бытием, не  означает быть в

позитивном смысле, или означает быть промежуточным между

равновесием  и неравновесием. Итак:

                   Все явления в нашем промежуточном состоянии, или

квазисостоянии, представляют  собой эту единственную попытку

организоваться, стабилизироваться, гармонизироваться, 

индивидуализироваться - или позитивироваться, или стать

реальными;

                   Иметь видимость означает выразить неудачу или

промежуточность по отношению к  окончательной неудаче и

окончательному успеху;

                   Что каждая попытка, - которую можно наблюдать, -

терпит поражение от  Непрерывности, или от внешних сил, - или от

исключенных, которые связаны  непрерывным переходом со

включенными;

                   Что все наше "существование" - это попытка

относительного стать абсолютным,  или локального стать всеобщим.

                   В этой книге меня интересует эта попытка - как она

проявляется в современной  науке:

                   Как эта наука предприняла попытку быть реальной,

истинной, окончательной,  полной, абсолютной.

                   Если видимость бытия здесь, в нашем квазисостоянии,

есть продукт исключения,  которое всегда ложно и произвольно;

если всегда включенное и исключенное образуют  непрерывную

последовательность, тогда вся видимая система, или бытие,

современной  науки есть только квазисистема, или квазибытие,

сформированное тем же ложным и  произвольным процессом, как и

тот, под действием которого еще менее позитивная система, 

которая предшествовала ей, или теологическая система,

сформировала иллюзию своего  бытия.

                   В этой книге я соберу кое-какие факты, которые, я

думаю, относятся к числу  неправильно и произвольно

исключенных.

                   Факты о проклятых

                   Я ушел в дебри научных и философских трудов и

докладов, ультрареспектабельных,  но покрытых пылью

равнодушия. Я спустился в мир журналистики. Я вернулся с

квазидушами погибших фактов. Они промаршируют.

                   Что касается логики наших последующих утверждений,

то мы заявляем:

                   Что в нашем способе казаться существует только квази-

логика;

                   Что никогда ничто не было доказано, потому что

доказывать нечего.

                   Когда я говорю, что доказывать нечего, я имею в виду,

что для тех, кто принимает  Непрерывность, или слияние всех

явлений в другие явления, без позитивных разграничений  одних от

других, ни одна вещь не существует, в позитивном смысле. Нечего

доказывать.

                   Например, нельзя доказать, что нечто есть животное -

потому что животность и  растительность не являются в позитивном

смысле различными. Существуют некоторые  выражения жизни, с

равным же правом которые можно отнести как к растениям, так и к 

животным, которые представляют слияние животности и

растительности.

                   Следовательно, не существует никакого позитивного,

однозначного теста, стандарта,  критерия, способа составить

мнение. Как отличные от растений, животные не существуют. 

Нечего доказывать. Например, нельзя доказать, что нечто есть

хорошее или доброе.

                   В нашем "существовании" нет ничего хорошего в

позитивном смысле, или того, что  реально отгорожено от зла. Если

считать что-то добром в мирное время, то в военное время  это зло.

Доказывать нечего: добро в нашем опыте непрерывно переходит в

зло, и добро есть  лишь другой аспект зла.

                   Что касается того, что я пытаюсь сделать сейчас, я

только принимаю. Если я не могу  видеть во всеобщем смысле, я

только локализую.

                   Следовательно, можно утверждать, что ничто никогда не

было доказано;

                   Что теологические заявления столь же открыты для

сомнения, как и всегда, но в  результате процесса гипнотизирования

они стали господствовать над большинством умов в  их эру;

                   Что в последующие эпохи никакие законы, догмы,

формулы и принципы  материалистической науки никогда не были

доказаны, потому что они суть только  локализации, моделирующие

всеобщее; но ведущие умы в эпохи их господства были 

загипнотизированы в более или менее твердую веру в них.

                   Если проанализировать три закона Ньютона, то

окажется, что они также  представляют собой попытки достигнуть

позитивности, или бросить вызов Непрерывности  и разорвать ее и

являются столь же нереальными как и все остальные попытки

локализовать  всеобщее.

                   Что если каждое наблюдаемое тело связано

постепенными переходами,  опосредствованно или

непосредственно, со всеми остальными телами, на него не может 

влиять только собственная инерция, так что никак нельзя узнать, что

собой представляет  явление инерции, что если все вещи реагируют

на бесконечное количество сил, то никак  нельзя узнать, каково

будет действие только одной приложенной силы; что если каждое 

противодействие непрерывно связано со своим действием, оно не

может быть понято как  целое, и что нет никакого способа понять,

что должно быть равно и противоположно по  отношению к...

                   Или что три закона Ньютона суть предметы веры;

                   Или что демоны и ангелы, а также инерции и реакции -

все они представляют собой  мифологические персонажи; но в

эпохи их господства в них верили почти так же твердо, как  если бы

они были доказаны.

                   Гнусности и нелепости тоже промаршируют. Они будут

"доказаны" точно так же, как  Моисей и Дарвин или Лайелл когда-

либо "доказали" что-либо.

                   Мы заменяем веру принятием, то есть временным

допущением.

                   Клетки эмбриона принимают разный вид в разные эры.

                   Общественный организм находится в эмбриональном

состоянии.

                   Чем более твердо что-либо утвердилось, тем труднее его

изменить.

                   Что твердо верить значит препятствовать развитию. Что

только принять временно  значит облегчить развитие.

                   Но:

                   За исключением того, что мы заменяем веру принятием,

наши методы будут  общепринятыми методами - средствами, с

помощью которых всякое верование  формулируется и

поддерживается; или наши методы будут методами теологов,

дикарей,  ученых и детей. Потому что, если все явления непрерывно

переходят друг в друга, не может  быть позитивно различных

методов. С помощью неубедительных средств и методов 

священников и гадалок, эволюционистов и крестьян, методов,

которые должны быть  неубедительными, если они всегда относятся

к локальному, и если нет ничего локального,  чтобы сделать

заключение, именно с этих позиций мы и напишем эту книгу.

                   Если она выполнит функцию как выражение своей

эпохи, она победит.

                   Все науки начинаются с попыток определить. Ничто

никогда не было определено.  Потому что нечего определять.

Дарвин написал "Происхождение Видов".

                   Он так и никогда и не смог сказать, что он подразумевал

под "видом". Это  невозможно определить. Ничто никогда не было

выяснено окончательно. Потому что нечего  выяснять.

                   Это напоминает поиск иглы, которую никто никогда не

терял в стоге сена, которого  тоже никогда не было...

                   Но что все научные попытки действительно найти что-

то, в то время как в  действительности нечего искать, суть сами по

себе попытки действительно чем-то быть.

                   Искатель Истины. Он никогда не найдет ее. Но самая

малая из возможностей - он  сам может стать Истиной. Наука есть

не более, чем вопрос.

                   Наука представляет собой псевдо конструкцию, или

псевдо организацию, что она  есть попытка вырваться и локально

установить гармонию, устойчивость, равновесие, 

последовательность и логичность, бытие...

                   Наше существование - это всего лишь

псевдосуществование, и все видимости в нем  принимают участие в

его сущностной фиктивности...

                   Но что некоторые видимости приближаются в гораздо

большей степени, чем другие,  к позитивному состоянию.

                   Мы представляем себе, что все вещи занимают

промежуточные положения или  ступени в последовательности

между позитивностью и негативностью, или реальностью и 

нереальностью; что некоторые кажущиеся вещи почти логичны,

справедливы, красивы,  унифицированы, индивидуальны,

гармоничны, устойчивы, чем другие. Мы не реалисты. Мы  не

идеалисты. Мы интермедиатисты (промежуточники) - в том смысле,

что ничто не  является реальным, но и ничто не является

нереальным; что все явления представляют собой  сближение между

реальностью и нереальностью. Итак мы полагаем:

                   Что все наше существование есть промежуточная стадия

между позитивностью и  негативностью, или реальностью и

нереальностью. Вроде чистилища, я думаю.

                   Но в нашем подытоживании, выполненном очень

эскизно, мы опустили для ясности,  что Реальность есть аспект

позитивного состояния.

                   Под Реальностью я подразумеваю то, что не сливается с

чем-то другим, и то, что не  есть частично нечто другое; то, что не

является реакцией на что-то другое или имитацией  чего-то другого.

Под реальным героем мы подразумеваем того, кто не является

частично  трусом, или того, чьи действия и мотивы сливаются где-то

с трусостью. Но если в  Непрерывности все вещи действительно

сливаются, тогда под Реальностью я понимаю  всеобщие, вне

которого нет ничего, с чем можно было бы слиться.

                   Если локальное еще можно было бы

универсализировать, то немыслимо, чтобы  всеобщее можно было

локализовать. Приближения высокой степени могут быть

переведены  из Промежуточности в Реальность - совершенно так же,

как индустриальный мир  пополняется, переводя из нереальности,

или из мнимо менее реальных фантазий  изобретателей, машины,

которые, будучи установлены на фабриках, кажутся ближе к 

Реальности, чем когда они были только в воображении.

                   Весь прогресс, - если весь прогресс направлен к

устойчивости, организации,  гармонии, логичности или

позитивности, есть попытка стать реальным.

                   Поэтому, в общем метафизическом смысле, мы

полагаем, что, как в чистилище, все,  что обычно называется

"существованием" и что мы называем Промежуточностью, есть 

квазисуществование, ни реальное, ни нереальное, но выражение

попытки стать реальным,  или породить, или пополнить реальное

существование.

                   Мы принимаем, что Наука, хотя и мыслимая столь

ограниченно, что ее обычно  считают сующей нос в старые кости,

насекомых, в дурно пахнущую грязь, есть выражение  этого единого

духа, оживляющего всю Промежуточность; что если бы Наука могла 

абсолютно исключить все факты, кроме своих собственных ныне

существующих, или тех,  которые могут быть совместимы с

существующей квазиорганизацией, она была бы реальной 

системой, с позитивно определенными очертаниями - она была бы

реальной.

                   Ее кажущаяся приближенность к логичности,

устойчивости, системе -позитивность  или реальность -

поддерживается посредством проклятия - осуждения и исключения - 

несогласующегося и неассимилируемого...