СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН

ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ

О ПОСЕЩЕНИИ ЧУЖОГО ДОМА

В каждом доме и в каждом покое на самом почетном месте ставят изображения святых, писаные или литые. Когда кто-либо приходит к другому, то, вошедши в комнату, тотчас снимает шапку и ищет глазами, где образ; [215] увидев его, трижды знаменуется крестом и, наклоняя голову, говорит: Господи, помилуй. Потом здоровается с хозяином словами: Дай Бог здоровья. Затем, взявшись за руку, они целуются и наклоняют головы; потом тотчас взглядывают друг на друга, чтобы видеть, кто из них ниже поклонился; и таким образом три или четыре раза попеременно наклоняют головы, оказывая друг другу честь и как бы споря в этом между собою. После того садятся, и гость, окончив свое дело, выходит прямо на середину комнаты, обращает лицо к образу, снова крестится три раза и, наклоняя голову, повторяет прежние слова. Потом, обменявшись прежними приветствиями, он уходит. Если это человек довольно важный, то хозяин следует за ним до лестницы; если познатнее, то он провожает дальше, наблюдая меру таким образом по достоинству каждого. У них соблюдаются удивительные церемонии: человеку с небольшим состоянием нельзя въезжать на лошади в ворота дома какого-нибудь вельможи. Для людей бедных и неизвестных труден доступ даже к обыкновенным дворянам: те весьма редко показываются в публику с тою целью, чтобы сохранить более весу и уважения к себе. Ибо ни один благородный, немного побогаче, не пройдет пешком через четыре или пять домов, если за ним не следует лошадь. В зимнее же время им нельзя употреблять без опасности своих неподкованных лошадей по причине гололедицы, и когда они собираются или во дворец князя, или в храм Божий, то обыкновенно оставляют лошадей дома.

У себя в домах господа обыкновенно сидят и редко или даже никогда не рассуждают о чем-либо прохаживаясь. Они весьма удивлялись, когда увидели, что мы прохаживались в своих квартирах и тем временем часто рассуждали о делах.

В различных местах, по всем частям своего владения, князь держит почтмейстеров с известным числом лошадей, для того чтобы царский гонец без замедления имел готовую лошадь, когда его куда-нибудь пошлют. Гонцу позволено выбирать лошадь по своему желанию. Когда я торопился из Новгорода Великого в Москву, то начальник почты, который на их языке называется [216] ямщиком, озабочивался приводить мне с раннего утра тридцать, иногда сорок и пятьдесят лошадей, тогда как мне было нужно не более двенадцати. Таким образом, каждый из нас брал себе лошадь, которая казалась ему годною; усталых лошадей мы переменяли немедленно по приезде на другой постоялый двор, который они называют ямом, а седло и узда оставались у нас прежние. Всякий может гнать лошадей сколько ему угодно, и если лошадь падет или не может продолжать езды, то совершенно безнаказанно можно увести другую из каждого ближайшего дома или взять от первого попавшегося навстречу, исключая княжеского гонца. Ямщик обыкновенно отыскивает лошадь, выбившуюся из сил и оставленную на дороге, также возвращает лошадь тому, у кого она была взята, и платит деньги за дорогу по расчету, Большею частью за 10 или 20 верст платится 6 денег. На таких почтовых лошадях мой служитель в 72 часа прибыл из Новгорода в Москву, между которыми 600 верст расстояния, т. е. 120 германских миль. Это тем более удивительно, что лошадки у них весьма малы; за ними ухаживают гораздо небрежнее, чем у нас, и однако они переносят такие труды.

О МОНЕТЕ

Серебряная монета у них четырех родов: московская, новогородская, тверская и псковская. Московская монета не круглой, а продолговатой и почти овальной формы называется деньгой и имеет различные изображения: древняя имеет на одной стороне изображение розы, а новая - изображение человека, сидящего на лошади; обе на другой стороне имеют надпись. Сто таких монет составляют один венгерский золотой, шесть денег составляют алтын, двадцать — гривну, сто — полтину, двести — рубль. Новые монеты чеканятся теперь с буквами на обеих сторонах, и в рубле их четыреста.

Тверская с обеих сторон имеет надпись и ценностью равняется московской. [217]

Новогородская с одной стороны имеет изображение князя, сидящего на троне, а против него — кланяющегося человека, с другой стороны — надпись, и ценою она вдвое превышает московскую. Новогородская гривна содержит в себе 14 денег, рубль же — 222 деньги,

Псковская имеет бычачью голову, покрытую короной, а на другой стороне — надпись. Кроме того, у них есть медная монета, которая называется пулой; шестьдесят пул составляют московскую деньгу.

Золотой монеты они не имеют и не чеканят сами, но употребляют почти все венгерские червонцы, иногда так-же рейнские, и часто переменяют их цену — особенно когда чужеземец покупает что-нибудь на золото: тогда они тотчас уменьшают его цену; если же, отправляясь [218] куда-нибудь, он нуждается в золоте, тогда опять увеличивают его цену.

По причине соседства у них в ходу также рижские рубли; один рижский рубль стоит два московских. Московская монета из чистого и хорошего серебра, хотя ныне ее также подделывают. Однако я не слыхал, чтобы кого-нибудь наказывали за это преступление. В Московии почти все золотых дел мастера чеканят монету, и если кто-нибудь приносит слитки чистого серебра и желает обменять на монету, тогда они кладут на одну чашку весов серебро, на другую монету и уравнивают их весовую тяжесть. Установлена небольшая плата, которую, сверх равной тяжести, должно давать золотых дел мастерам, дешево продающим свою работу. Некоторые писали, что в этой стране весьма мало серебра и что князь запрещает вывозить его. Страна действительно вовсе не имеет серебра, исключая того, которое ввозится, как было сказано; но князь не запрещает вывозить его, а скорее остерегается этого и потому приказывает своим подданным делать обмен товаров, давать и принимать за одни вещи другие, как напр. меха, которыми они изобилуют, или что-нибудь подобное, для того чтобы удержать в стране серебро и золото. Едва ли есть сто лет, как они стали употреблять серебряную монету, особенно чеканенную дома. Сначала, как только стали ввозить серебро в эту страну, из него отливались продолговатые серебряные пластинки, без изображения и надписи, ценою в один рубль; ни одной из них не существует ныне. Чеканилась также монета в княжестве галицком, однако она исчезла, так как не имела одинаковой ценности. Прежде монеты они употребляли мордки и ушки белок и других животных, меха которых привозятся к нам, и на них покупали жизненные потребности, как на деньги.

У них употребляется такой способ счисления, по которому все вещи считаются и распределяются по сорок или девяноста, наподобие того, как у нас по сотням. Таким образом, считая, они часто повторяют эти числа: два сорока, три сорока, четыре сорока или два, три, четыре [219] девяноста. Mille на их родном языке называется тысяча; также десять тысяч они выражают одним словом — тьма, двадцать тысяч — две тьмы, тридцать тысяч — три тьмы.

О ТОРГОВЛЕ 34

Если кто-нибудь привезет в Московию какие бы то ни было товары, то он должен немедленно заявить и показать их у сборщиков пошлин или начальников таможни. В назначенный час они осматривают и оценивают их; даже и когда они оценены, все еще никто не смеет ни продавать их, ни покупать, прежде нежели они будут показаны князю. Если князь захочет купить что-нибудь, то в ожидании этого не позволяется, чтобы купец показывал свои вещи или чтобы кто-нибудь надбавлял цену. От этого происходит, что купцов иногда задерживают очень долго.

Не всякому также купцу можно приезжать в Московию, исключая литовцев, поляков и подвластных им. Шведам, ливонцам и германцам из приморских городов позволено производить торговлю и закупать товары только в Новгороде; туркам же и татарам — в Холопьем городе, куда во время ярмарки стекаются люди разных племен из самых отдаленных мест. Когда же отправляются в Москву посланники и полномочные послы, тогда все купцы, откуда бы они ни были, если только они приняты под их защиту и покровительство, могут свободно и беспошлинно ехать в Москву; это и вошло у них в обычай.

Товары большею частью состоят из серебряных слитков, сукон, шелку, шелковых и золотых материй, жемчугу, драгоценных камней, золотой канители. Иногда купцы привозят вовремя иные дешевые вещи и получают от них немало прибыли. Часто также случается, что все желают какой-нибудь вещи; кто первый привозит ее, тот более обыкновенного получает прибыли. А когда многие купцы привезут большое количество одних и тех же товаров, то иногда следует за тем такая дешевизна, что тот, кто продавал свои товары по самой высокой цене, покупает их [220] назад по понизившейся цене и с великою для себя выгодою привозит опять в отечество. Товары, которые вывозятся оттуда в Германию, суть меха и воск, в Литву и Турцию - кожи, меха и длинные белые зубы животных, которых они сами называют моржами и которые живут в Северном море; из них обыкновенно турки искусно делают рукоятки кинжалов. Наши земляки думают, что это рыбьи зубы, и так их и называют. В Татарию вывозятся седла, узды, одежды, кожи; оружие же и железо вывозятся только украдкой или по особому позволению областных начальников, в другие, северо-восточные страны. Однако они возят к татарам [221] суконные и полотняные одежды, ножи, топоры, иглы, зеркала, кошельки и т. п. Торгуют они с большими обманами и хитростями и не скоро кончают торг, как писали некоторые. Ибо, приценяясь к какой-нибудь вещи, они дают за нее меньше половины, чтобы обмануть продавца, и не только держат купцов в неизвестности по месяцу или по два, но иногда доводят их до совершенного отчаяния. Впрочем, кто знает их нравы и не заботится или показывает вид, что не заботится о хитростях, посредством которых они уменьшают цену вещи и тянут время, тот продает свои товары без всякого убытка.

Иностранцам продают они каждую вещь очень дорого, так что просят пять, восемь, десять, иногда двадцать червонцев за то, что в другом случае можно купить за один червонец. Хотя за то сами они покупают от иностранцев редкую вещь за десять или пятнадцать флоринов, тогда как она едва стоит один или два.

Если при договоре скажешь что-нибудь или не подумавши обещаешь, они хорошо помнят это и заставляют исполнить; если же сами в свою очередь что-нибудь обещают, то вовсе не исполняют того. Также, как только они начинают клясться и божиться, то знай, что тут скрывается хитрость, ибо они клянутся с намерением провести и обмануть. Я просил одного княжеского советника помочь мне при покупке некоторых мехов, для того чтобы Меня не обманули: сколь охотно обещал он мне свою помощь, столь же долго, наоборот, держал меня в ожидании. Он хотел мне навязать свои собственные меха; между тем приходили к нему другие купцы, обещая награду, если он продаст мне за хорошую цену их товары. Ибо таков обычай купцов, что в купле или продаже берутся быть посредниками и обнадеживают своим усердным содействием, получив отдельно от каждой стороны подарки.

Недалеко от кремля есть обширный и окруженный стенами дом, называемый двором господ купцов; в нем живут купцы и хранят свои товары. Там перец, шафран, белковые материи и т. п. товары продаются гораздо дешевле, нежели в Германии. Это должно приписать обмену товаров. Ибо когда московиты наложат весьма большую [222] цену на меха, которые в другом случае идут по дешевой цене тогда и иностранцы, в свою очередь, по их примеру ставят против них свои товары, также купленные дешево, и пускают их дороже; от этого происходит, что, сделав равный с обеих сторон обмен вещей, они могут продавать вещи, преимущественно полученные за меха, посредственною ценою и без прибыли.

В мехах большое различие. Чернота, длина и густота волос на соболе служат признаком его зрелости. Купцы также набивают цену, если соболи пойманы в надлежащую пору; это наблюдается также и с другими мехами. По сю сторону Устюга и Двинской области соболей находят весьма редко, около же Печоры их множество, и притом превосходнейших. [223]

Куньи меха привозятся из различных стран: из северской области — хорошие, из Швейцарии — лучше, из Швеции — самые лучшие. Там же (в северской области) их большее количество. Я слышал, что в Московии некогда водились собольи меха, из коих иные продавались за 30, другие за 20 червонцев. Но я не мог увидать ни одного такого меха.

Горностаевые меха привозятся также из различных мест, вывороченные наизнанку; но ими обманывают многих покупателей. У них есть какие-то знаки около головы и хвоста, по которым можно узнать, в надлежащую ли пору они пойманы. Тотчас, как горностай пойман, с него сдирают кожу, выворачивают ее, чтобы она не сделалась хуже оттого, что вытрется мех. Если горностай пойман несвоевременно, отчего мех лишается хорошего и натурального цвета, тогда они вырывают из головы или хвоста те волоса, по которым можно было бы узнать, что он пойман не в пору, и таким образом обманывают покупателей. Каждый мех продается по три или по четыре деньги; те меха, которые побольше, лишены той белизны, которая бывает так чиста в маленьких.

Лисьи меха, преимущественно черные, из которых по большей части делаются шапки, бывают очень дороги, ибо десяток иногда продается по 15 червонцев. Беличьи шкурки также привозятся из различных стран; те, которые побольше, из области Сибири, а самые лучшие — из Чувашии, недалеко от Казани. Привозятся также из Перми, Вятки, Устюга и Вологды, связками по 10 шкурок вместе; в каждой связке две самые лучшие, которые называются личными, три несколько похуже — красные, четыре — подкрасные; последняя, называемая молочною, хуже всех. Каждая из этих связок продается по одной или по две деньги. Из них лучшие и отборные купцы вывозят в Германию и другие страны с большою для себя выгодою.

Рысьи меха дешевы, а волчьи продаются дорого, с тех пор, как в Германии и Московии они вошли в цену. Кроме того, хребтовые волчьи меха стоят в гораздо меньшей цене, чем у нас.

Бобровые меха у них в большой цене, и почти все [224] делают опушку платья из бобра, потому что у него черный и притом натуральный цвет.

Шкуры домашних кошек употребляются женщинами. Есть одно животное, которое на их языке называется песцом; его мех употребляют в дороге и в путешествиях, потому что он согревает тело больше других.

В казну вносится денежный сбор или пошлина со всех товаров, которые ввозятся или вывозятся. Со всякой вещи ценою в один рубль платится семь денег, кроме воска, с которого берется пошлина не только по цене, но и с весу. С каждой меры веса, которая на их языке называется пудом, платится четыре деньги.

Отдача денег на проценты во всеобщем употреблении; хотя они говорят, что это большой грех, однако почти никто не отказывается от процентов. Проценты почти невыносимы, именно с пяти рублей всегда берут один, т. е. двадцать со ста. Церкви, как было сказано, поступают снисходительнее, получая (как они говорят) десять за сто.

ХОРОГРАФИЯ ГОСУДАРСТВА МОСКОВСКОГО

Теперь я приступаю к хорографии государства и владения Великого князя Московского, поставив главным пунктом город Москву. Отправляясь от нее, я опишу только кругом лежащие и славнейшие княжества. Так как на таком обширном пространстве я не мог исследовать в точности названия всех областей, по этой причине пусть читатель будет доволен именами городов, рек, гор и некоторых славных мест.

Итак, город Москва, главный город и столица Руссии. И самая область, и река, которая протекает через нее, носят одно и то же имя и называются на туземном языке Москвою. Что же из них дало имя прочим, неизвестно; однако правдоподобно, что город и область получили имя от реки. Ибо, хотя самый город в древности не был столицею народа, однако имя московитов было небезызвестно древним. Москва-река имеет свой исток в [225] Тверской области, почти 70 верст выше Можайска (верста же почти равняется итальянской миле), недалеко от места, которое называется Олешно; протекши 90 верст, она входит в город Москву и, приняв в себя несколько рек, с востока впадает в реку Оку. Впрочем, только шесть миль выше Можайска она становится судоходной; в этом месте складываются на плоты материалы для постройки домов и для другого употребления и привозятся в Москву, а ниже города доставка товаров и всего, ввозимого иностранцами, производится на судах. Плавание по реке медленно и трудно, по причине многочисленных изгибов или извилин, преимущественно между Москвой и городом Коломной, лежащим на берегу, в 3000 шагов от устья; там, на пространстве 270 верст, частые и длинные извилины затрудняют и замедляют плавание. Река не слишком рыбна; кроме дешевой и обыкновенной рыбы в ней нет ничего другого. Московская область также не слишком пространна и плодоносна; ее плодородию препятствует песчаная повсюду почва, губящая посевы то излишней сухостью, то слишком большой влажностью. К этому присоединяется неумеренная и чересчур жестокая суровость климата, от которой при перевесе зимнего холода над солнечной теплотой посевы иногда не доходят до зрелости. Ибо случаются там такие сильные холода, что от ужасного мороза растрескивается земля, подобно тому, как у нас в летнее время это бывает от чрезвычайного жара: тогда даже вода, вылитая на воздухе, или слюна, выплюнутая из рта, замерзает прежде, чем упадет наземь. Мы сами видели, когда были там в 1526 г., что ветви плодовых деревьев совершенно погибли от суровой зимы предшествовавшего года. В тот год зима была так жестока, что весьма многих курьеров (которые у них называются гонцами) находили замерзшими в повозках. Некоторые мужики из окрестных деревень, гнавшие в Москву скот, связанный веревками, от сильного холода погибли тогда вместе со скотом. Кроме того, многие бродяги, которые в тех странах имеют обыкновение блуждать с медведями, приученными к пляске, найдены были мертвыми на дорогах. Да и самые медведи, подстрекаемые голодом, [226] оставив леса, рыскали по соседним деревням и врывались в дома; когда испуганные крестьяне убегали от них, то за воротами погибали от стужи. Такому холоду иногда также соответствует чрезвычайный жар, как например в 1525 г., когда от чрезмерного солнечного жара почти все посевы были выжжены, и за этой засухой последовала такая дороговизна хлеба, что за стоившее прежде 3 деньги платили потом 20 или 30. От чрезвычайного жара загорались многие деревни, леса и хлеба. Дым от них до того наполнял окрестность, что у проходящих мимо людей сильно ело глаза и от дыма находил какой-то мрак, который многих сделал слепыми.

По пням больших деревьев, которые существуют даже и ныне, можно заключить, что вся эта область не так давно была очень лесиста. Хотя старательным трудом земледельцев она довольно обработана, однако за исключением того, что производят поля, все остальное привозится туда из окружных областей. Ибо хотя она изобилует хлебом и обыкновенными овощами, однако во всей области нет сладких вишен и орехов, кроме лесных. У них есть и другие фруктовые деревья, но их плоды не вкусны. Они сеют дыни с особенною заботливостью и искусством: складывают в высокие грядки землю, смешанную с навозом, и в нее зарывают семена; этим способом они предохраняются одинаково от излишков тепла и холода. Ибо, если случится чрезвычайный жар, они делают скважины, как бы некоторые отдушины в земле, смешанной с навозом, для того чтобы от излишнего тепла семя не сопрело; в случае же чрезмерного холода теплота навоза защищает зарытые семена.

Меду и диких зверей (исключая однако зайцев) в Московской области нет. Животные гораздо меньше наших, однако не лишены рогов (как кто-то писал). Ибо я видел быков, коров, коз, баранов — и всех с рогами. Город же Москва между другими северными городами далеко выдается на восток. Ибо, когда мы из Вены поехали прямо на Краков, а оттуда ехали почти сто германских миль на север, то, переменив направление путм к востоку, прибыли наконец в Москву, лежащую если [227] не в Азии, то на краю Европы, там, где она очень близко находится от Азии. Более об этом скажу ниже, при описании Танаиса.

Самый город — деревянный и довольно обширен; издали он кажется еще обширнее, чем на самом деле, ибо пространные сады и огороды при каждом доме делают 'город больше; еще более увеличивают его дома ремесленников, употребляющих при своем мастерстве огонь; эти дома тянутся длинным рядом на конце города, а между ними находятся поля и луга. Недалеко от города показываются домики и заречные слободы. Недалеко от города есть несколько монастырей, которые, если смотреть издали, кажутся одним городом. Далее, обширность города делает то, что он не имеет определенной черты и не укреплен как следует стеною, рвом и башнями. Однакож улицы в некоторых местах загораживаются бревнами, положенными поперек, и с самых сумерек оберегаются приставленными стражами, так что ночью никому нельзя пройти, да после установленного часа. Кто же будет взят сторожами после этого часа, тех бьют и обирают или сажают в Умницу, если только это не будут люди известные и поденные: тех обыкновенно стражи отводят домой. Таковые [228] стражи обыкновенно помещаются в тех местах, где от крыт свободный доступ в город. Ибо остальную часть го рода омывает Москва, в которую под самым городом впадает река Яуза, а ее, по причине высоких берегов, редко можно переходить вброд. На ней выстроено много мель ниц для общего пользования всех горожан. Этими реками несколько укреплен город, который, кроме немногих каменных зданий, храмов и монастырей, выстроен из одно го дерева. Число домов в этом городе показывает едва вероятное, ибо нам говорили, что за шесть лет до нашего приезда в Москву все дома были переписаны по повелению князя и что их число превосходило 41500. Этот город столь обширный и пространный, очень грязен, почему на улицах и площадях и в лучших его частях сделаны мостки.

В этом городе есть крепость, построенная из кирпичей и омываемая с одной стороны Москвою, с другой – рекою Неглинной. Неглинная же течет из каких-то болот перед городом она так заперта около верхней части крепости, что образует озеро и, вытекая оттуда, наполняет рвы крепости, на которых стоят мельницы, и наконец под самой крепостью, как я сказал, сливается с рекою Москвой. Крепость же так велика, что кроме обширны; палат князя, великолепно выстроенных из камня, митрополит, также братья князя, вельможи и весьма многие другие имеют в ней большие деревянные палаты. Кроме того, в крепости находится много церквей, и эта обширность дает ей вид настоящего города. Сначала эта крепость была окружена только дубовыми стенами и была мала и незначительна до времен великого князя Иоанна Данииловича; он первый, по внушению митрополита Петра, перенес сюда столицу государства 35. Ибо Петр, по любви к некоему Алексию, погребенному там и, как говорят, прославившемуся чудесами, еще прежде избрал этот город своим местопребыванием; по смерти он был погребен здесь же. Когда и на его могиле стали совершаться чудеса, это место сделалось так славно молвою о своей святости, что последующие князья, наследники Иоанна, положили сделать его своею столицею. Ибо, по смерти Иоанна, сын его, тоже Иоанн, оставался жить здесь, после него [229] Димитрий, после Димитрия Василий, тот самый, который женился на дочери Витольда и оставил после себя сына Василия Темного. От него родился Иоанн, отец того князя, у которого я был послом: он первый начал обводить крепость стеною; это дело, почти 30 лет спустя, довершили его потомки. Крепостные укрепления и дворец князя выстроены из кирпича на итальянский манер теми итальянцами, которых князь вызвал к себе обещанием больших наград. В этой крепости, как я сказал, много церквей; все они деревянные, исключая двух знаменитейших, которые выстроены из кирпичей: одна из них посвящена св. Деве, другая св. Михаилу. В храме св. Девы погребены тела двух архиепископов, которые были виновниками того, что князья перенесли сюда свою столицу и учредили там митрополию; за это-то преимущественно они причислены к лику святых. В другом храме погребаются князья. В нашу бытность строились весьма многие храмы из камня.

Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных русских, и в особенности на них нельзя положиться в исполнении контрактов. Они сами знают об этом, и когда им случится иметь дело с иностранцами, то для возбуждения большей к себе доверенности они называют себя не москвичами, а приезжими.

Описав прежде всего Москву, я приступаю к остальным областям, подвластным великому князю московскому. Сначала обойдем восточные области, потом южные, западные и северные и, сделавши такой круг, мы придем прямо на равноденственный восток.

Прежде всего встречается нам Владимир, большой город с деревянной крепостью. Этот город был столицею Руссии со времени Владимира, который после назван Василием, до Иоанна Данииловича. Он стоит между Волгою и Окою, двумя большими реками, в 36 германских милях на восток от Москвы, в такой плодоносной стране, что из одной меры пшеницы родится 20, а иногда и 30 мер. Река Клязьма омывает его с одной стороны, а с прочих окружают большие и пространные леса. Клязьма берет начало в четырех германских милях от Москвы и славится множеством мельниц. Она впадает в реку Оку и [230] судоходна ниже Владимира на пространстве 12 миль, до города Мурома, стоящего на Оке. В 24 милях от Владимира прямо на восток, в обширных лесах, в древности было одно княжество: народы его назывались муроманами и изобиловал мехами, медом и рыбою.

Нижний Новгород — обширный деревянный город каменной крепостью, построенною нынешним государев Василием на скале, при слиянии рек Волги и Оки. Говорят, что он отстоит от Мурома на 40 миль к востоку; если это так, тогда Новгород будет отстоять от Москвы на 100 миль. Страна плодородием и обилием произведений н уступает владимирской области. Здесь предел христианской религии с этой стороны; ибо, хотя князь московский за этим Новгородом имеет крепость, которая называется Сурой 36, однако окрестные народы, именуемые черемисами 37, следуют не христианскому, а магометанскому исповеданию. Далее там есть и другой народ — мордва, смешанный с черемисами и занимающий по сю сторону Волги, около Суры, добрую часть страны. Ибо черемисы живут на север, за Волгою; для отличия от них те, которые живут около Новгорода, называются верхними черемисами или горными, не от гор, которых там нет, но скорее от холмов, на которых они живут.

Река Сура разделяет владения царей московского и казанского; она течет с юга и, отклонившись на восток впадает в Волгу, 28 миль ниже Новгорода. На их слиянии, на другом берегу, князь московский воздвигнул крепость и назвал по своему имени Василь-городом. Недалеко от туда есть река Мокша, текущая с юга и впадающая в Оку выше Мурома, недалеко от Касимова-города, который московский князь уступил татарам для жительства. На восток и на юг от реки Мокши встречаются огромные леса, в которых живет народ мордва, который имеет свой собственный язык и состоит под властью московского князя. Из них некоторые пребывают в идолопоклонстве, другие - магометане. Они живут рассеянно по деревням, обрабатывают поля, питаются дичиной и медом, имеют в изобилии драгоценные меха; это люди в высшей степени свирепые, потому что не раз храбро отражали даже татарских [232] разбойников. Почти все они — пешие, отличаются продолговатыми луками и искусством метать стрелы.