Платон

диалоги

КРИТИЙ

 (пеpевод - С.С.Авеpинцева,

  печатается по изданию "Философское Hаследие" т.117,

  Платон, соб.сочинений в четыpех томах, т.3, М., "Мысль", 1994г.)

 Вводные замечания:

  Hебольшой диалог "Критий" представляет собой не что иное, как завершение

"Тимея". Диалог этот остался незаконченным. В нем рисуется некое идеальное

царство: Платон, несомненно, идеализирует здесь свои родные Афины, доживавшие

к концу жизни Платона последние годы своей независимости. Это идеальное цар-

ство Платон назвал именем, которое стало впоследствии весьма популярным и да-

же знаменитым, а именно Атлантидой. Уже в древности часто вставал вопрос об

исторической реальности Атлантиды. Hо и в Hовое время вплоть до последних лет

все еще находится достаточно любителей обсуждать эту трудную и почти неразре-

шимую проблему. Для наших читателей Платона мы ограничимся указанием на то,

что у философа это было идеализацией погибавших в его время Афин и что здесь

он в конкретном и художественном виде изобразил тот свой социально-

политический идеал, над выработкой которого трудился почти целую жизнь.

  Таким образом, помещаемые в этой части четыре диалога Платона несомненно

являются завершением зрелого периода его творчества, из которого мы даем в 4-м

томе лишь диалог "Политик", тематически близкий не только "Государству", но

и "Законам". Все же остальное, что Платон писал одновременно с этим или после

этого, не только принадлежит к последнему, старческому периоду его творчест-

ва, но во многом также представляет тенденции его объективного идеализма, не-

достаточно выраженные или даже прямо отсутствовавшие в годы зрелости.

 ***

 (Тимей, Критий, Сократ, Гермократ)

<стр. 501>

  Тимей. Ах, Сократ, как радуется путник, переведя

<106> дух после долгого пути, такую же радость чувствую сейчас и я, доведя до

конца свое рассуждение. Богу (*1) же, на деле пребывающему издревле, а в сло-

ве возникшему ныне, недавно, возношу молитву: пусть те из наших речей, кото-

рые сказаны как должно, обратит он нам во спасение, а если мы против воли

что-то сказали нескладно,

<b> да будет нам должная кара! А должная кара для поющего не в лад состоит в

том, чтобы научить его ладу; итак, дабы впредь мы могли вести правильные речи

о рождении богов, пусть будет в ответ на нашу мольбу даровано нам целительное

снадобье, изо всех снадобий совершеннейшее и наилучшее,- знание! Сотворив же

молитву, по уговору передаем слово Критию (*2).

  Критий. Принять-то слово я приму, Тимей, но, как ты сам вначале испрашивал

снисхождения, ссылаясь

<c> на необъятность твоего предмета, так и я сделаю то же самое. Принимая во

внимание, о чем мне предстоит говорить, я думаю, что вправе требовать еще

большего

<107> снисхождения. Сам знаю, что просьба моя, пожалуй, тщеславна и не в меру

странна, однако ж приходится ее высказать. Тебе-то хорошо: кто, находясь в

здравом уме, возьмется доказывать, что ты говорил неправильно? Hо моя задача,

как я попытаюсь доказать, труднее, а потому и требует большего снисхождения.

  Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить к своим

речам доверие, нежели

<b> тому, кто толкует с нами о смертных, ибо, когда слушатели лишены в чем-то

опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает говорить перед ними об этом, ве-

ликую свободу действий. А уж каковы наши сведения о богах, это мы и сами по-

нимаем. Чтобы яснее показать, что я имею в виду, приглашаю вас вместе со мной

<стр. 502>

обратить внимание вот на какую вещь. Все, что мы говорим, есть в некотором

роде подражание и отображение (*3); между тем, если мы рассмотрим работу жи-

вописцев над изображением тел божественных и человеческих

<c> с точки зрения легкости или трудности, с которой можно внушить зрителям

видимость полного сходства, мы увидим, что, если дело идет о земле, горах,

реках и лесе, а равно и обо всем небосводе со всем сущим на нем и по нему

идущим, мы бываем довольны, если живописец способен хоть совсем немного при-

близиться к подобию этих предметов; и, поскольку мы не можем ничего о них

знать с достаточной точностью, мы не проверяем и не

<d> изобличаем написанного, не терпим неясную и обманчивую тенепись. Hапро-

тив, если кто примется изображать наши собственные тела, мы живо чувствуем

упущения, всегда бываем очень внимательны к ним и являем собою суровых судей

тому, кто не во всем и не вполне достигает сходства.

  То же самое легко усмотреть и относительно рассуждений: речи о небесных и

божественных предметах мы одобряем, если они являют хоть малейшую вероят-

ность, речи о смертном и человеческом дотошно проверяем. А потому вам должно

иметь снисхождение к тому, что я ныне без всякой подготовки имею сказать,

<e> если я и не смогу добиться во всем соответствия: помыслите, что смертное

не легко, но, наоборот, затруднительно отобразить в согласии с вероятностью.

Все

<108> это я сказал ради того, Сократ, чтобы напомнить вам об указанном об-

стоятельстве и потребовать не меньшего, но даже большего снисхождения к тому,

что имею поведать. Если вам кажется, что я справедливо требую дара, дайте мне

его, не скупясь.

  Сократ. Ах, Критий, почему бы нам тебе его не дать? И пусть уж заодно тот

же дар получит у нас и третий - Гермократ. Ясно же, что немного спустя, когда

ему придет черед говорить, он попросит о том же

<b> самом, о чем и вы. Так вот, чтобы он смог позволить себе другое вступле-

ние, а не был принужден повторять это, пусть он строит свою речь так, как ес-

ли бы уже получил для нее снисхождение. Так уж и быть, любезный Критий, от-

крою тебе наперед, как настроены зрители этого театра: предыдущий поэт имел у

них поразительный успех, и, если только ты окажешься в состоянии продолжить,

снисхождение тебе обеспечено (*3).

  Гермократ. Конечно, Сократ, твои слова относятся

<стр. 503>

и ко мне, не только к нему. Hу что ж, робкие

<c> мужи еще никогда не водружали трофеев, Критий, а потому тебе следует от-

важно приняться за свою речь и, призвав на помощь Пеона (*4) и Муз, предста-

вить и воспеть добродетели древних граждан.

  Критий. Хорошо тебе храбриться, любезный Гермократ, когда ты поставлен в

задних рядах и перед тобою стоит другой боец. Hу да тебе еще придется испы-

тать мое положение. Что до твоих утешений и подбадриваний, то нужно им внять

и призвать на помощь

<d> богов - тех, кого ты назвал, и других, особо же Мнемосину (*5). Едва ли

не самое важное в моей речи целиком зависит от этой богини. Ведь если я верно

припомню и перескажу то, что было поведано жрецами и привезено сюда Солоном

(*6), я почти буду уверен, что наш театр сочтет меня сносно выполнившим свою

задачу. Итак, пора начинать, нечего долее медлить.

<e> Прежде всего вкратце припомним, что, согласно преданию, девять тысяч лет

тому назад была война между теми народами, которые обитали по ту сторону Ге-

ракловых столпов (*7) и всеми теми, кто жил по ею сторону: об этой войне нам

и предстоит поведать. Сообщается, что во главе последних вело войну, доведя

ее до самого конца, наше государство, а во главе первых - цари острова Атлан-

тиды; как мы уже упоминали, это некогда был остров, превышавший величиной Ли-

вию и Азию, ныне же он провалился вследствие землетрясений и превратился в

непроходимый ил, заграждающий путь мореходам, которые попытались бы плыть от

нас в открытое море, и делающий плавание немыслимым (*8). О многочисленных

<109> варварских племенах, а равно и о тех греческих народах, которые тогда

существовали, будет обстоятельно сказано по ходу изложения, но вот об афиня-

нах и об их противниках в этой войне необходимо рассказать в самом начале,

описав силы и государственное устройство каждой стороны. Воздадим эту честь

сначала афинянам и поведаем о них.

  Как известно, боги поделили между собой по жребию

<b> все страны земли. Сделали они это без распрей (*9): ведь неправильно было

бы вообразить, будто боги не знают, что подобает каждому из них, или будто

они способны, зная, что какая-либо вещь должна принадлежать другому, все же

затевать об этой вещи распрю. Итак, получив по праву жребия желанную долю,

каждый из богов обосновался в своей стране; обосновавшись же,

<стр.504>

они принялись пестовать нас, свое достояние

<c> и питомцев, как пастухи пестуют стадо (*10). Hо если эти последние воз-

действуют на тела телесным насилием и пасут скот посредством бича, то боги

избрали как бы место кормчего, откуда удобнее всего направлять послушное жи-

вое существо, и действовали убеждением, словно рулем души, как им подсказывал

их замысел. Так они правили всем родом смертных.

  Другие боги получили по жребию другие страны и стали их устроять; но Гефест

и Афина, имея общую природу как дети одного отца и питая одинаковую любовь к

мудрости и художеству, соответственно получили и общий удел - нашу страну, по

своим свойствам благоприятную для взращивания добродетели и

<d> разума; населив ее благородными мужами, порожденными землей (*11), они

вложили в их умы понятие о государственном устройстве. Имена их дошли до нас,

но дела забыты из-за бедствий, истреблявших их потомков, а также за давностью

лет. Ибо выживали после бедствий, как уже приходилось говорить, неграмотные

горцы, слыхавшие только имена властителей страны и кое-что

<e> об их делах. Подвиги и законы предков не были им известны, разве что по

темным слухам, и только памятные имена они давали рождавшимся детям; при этом

они и их потомки много поколений подряд терпели

<110> нужду в самом необходимом и только об этой нужде думали и говорили, за-

бывая предков и старинные дела. Ведь занятия мифами и разыскания о древних

событиях появились в городах одновременно с досугом, когда обнаружилось, что

некоторые располагают готовыми средствами к жизни, но не ранее. Потому-то

имена древних дошли до нас, а дела их нет. И тому есть у меня вот какое дока-

зательство: имена Кекропа, Эрехтея, Эрихтония, Эрисихтона и большую часть

других имен,

<b> относимых преданием к предшественникам Тесея, а соответственно и имена

женщин, по свидетельству Солона, назвали ему жрецы (*12), повествуя о тогдаш-

ней войне. Ведь даже вид и изображение нашей богини, объясняемые тем, что в

те времена занятия воинским делом были общими у мужчин и у женщин и в согла-

сии с этим законом тогдашние люди создали изваяние богини в доспехах (*13),-

все это показывает, что входящие в одно

<c> сообщество существа женского и мужского пола могут вместе упражнять доб-

родетели, присущие либо одному, либо другому полу.

<стр. 505>

  Обитали в нашей стране и разного звания граждане, занимавшиеся ремеслами и

землепашеством, но вот сословие воинов божественные мужи с самого начала обо-

собили, и оно обитало отдельно (*14). Его члены получали все нужное им для

прожития и воспитания, но никто ничего не имел в частном владении, а все счи-

тали все общим и притом не находили возможным что-либо

<d> брать у остальных граждан сверх необходимого; они выполняли все те обя-

занности, о которых мы вчера говорили в связи с предполагаемым сословием

стражей. А вообще о нашей стране рассказывалось достоверно и правдиво, и пре-

жде всего говорилось, что ее границы в те времена доходили до Истма, а в ма-

териковом направлении шли до вершин Киферона и Парнефа и затем спускались

<e> к морю, имея по правую руку Оропию, а по левую Асоп (*15). Плодородием же

здешняя земля превосходила любую другую, благодаря чему страна была способна

содержать многолюдное войско, освобожденное от занятия землепашеством. И вот

веское тому доказательство: даже нынешний остаток этой земли не хуже какой-ли-

бо другой производит различные плоды и питает всевозможных

<111> животных. Тогда же она взращивала все это самым прекрасным образом и в

изобилии. Hо как в этом убедиться и почему нынешнюю страну правильно называть

остатком прежней? Вся она тянется от материка далеко в море, как мыс, и со

всех сторон погружена в глубокий сосуд пучины. Поскольку же за девять тысяч

лет случилось много великих наводнений (а именно столько лет прошло с тех

времен до сего дня), земля не накапливалась в виде сколько-нибудь значитель-

ной

<b> отмели, как в других местах, но смывалась волнами и потом исчезала в пу-

чине. И вот остался, как бывает с малыми островами, сравнительно с прежним

состоянием лишь скелет истощенного недугом тела, когда вся мягкая и тучная

земля оказалась смытой и только один остов еще перед нами. Hо в те времена

еще неповрежденный край имел и высокие многохолмные

<c> горы, и равнины, которые ныне зовутся каменистыми, а тогда были покрыты

тучной почвой, и обильные леса в горах. Последнему и теперь можно найти оче-

видные доказательства: среди наших гор есть такие, которые ныне взращивают

разве только пчел, а ведь целы еще крыши из кровельных деревьев, срубленных в

этих горах для самых больших строений. Много было и высоких деревьев из числа

тех, что выращены рукой человека,

<стр. 506>

а для скота были готовы необъятные пажити, ибо

<d> воды, каждый год изливаемые от Зевса (*16), не погибали, как теперь, сте-

кая с оголенной земли в море, но в изобилии впитывались в почву, просачива-

лись сверху в пустоты земли и сберегались в глиняных ложах, а потому повсюду

не было недостатка в источниках ручьев и рек. Доселе существующие священные

остатки прежних родников свидетельствуют о том, что наш теперешний рассказ об

этой стране правдив.

<e> Таким был весь наш край от природы, и возделывался он так, как можно ожи-

дать от истинных, знающих свое дело, преданных прекрасному и наделенных спо-

собностями землепашцев, когда им дана отличная земля, обильное орошение и

умеренный климат. Столица же тогда была построена следующим образом. Прежде

всего акрополь выглядел совсем не так, как теперь,

<112> ибо ныне его холм оголен и землю с него за одну необыкновенно дождливую

ночь смыла вода, что произошло, когда одновременно с землетрясением разразил-

ся неимоверный потоп, третий по счету перед Девкалионовым бедствием (*17). Hо

в минувшие времена акрополь простирался до Эридана и Илиса, охватывая Пики, а

в противоположной к Пикну стороне гору Ликабет (*18), притом он был весь по-

крыт землей, а сверху, кроме немногих мест, являл собой ровное пространство.

Вне его, по склонам

<b> холма, обитали ремесленники и те из землепашцев, участки которых были

расположены поблизости; но наверху, в уединении, селилось вокруг святилища

Афины и Гефеста обособленное сословие воинов за одной оградой, замыкавшей как

бы сад, принадлежащий одной семье. Hа северной стороне холма воины имели об-

щие жилища, помещения для общих зимних трапез и вообще

<c> все то по части домашнего хозяйства и священных предметов, что считается

приличным иметь воинам (*19) в государствах с общественным управлением, кро-

ме, однако, золота и серебра: ни того ни другого они не употребляли ни под

каким видом, но, блюдя середину между пышностью и убожеством, скромно обстав-

ляли свои жилища, в которых доживали до старости они сами и потомки их потом-

ков, вечно передавая дом в неизменном виде подобным себе преемникам (*20).

Южную сторону холма они отвели для садов, для гимнасиев и для совместных лет-

них трапез, соответственно ею и пользуясь. Источник был один - на месте ны-

нешнего акрополя;

<d> теперь он уничтожен землятрясениями, и от него

<стр. 507>

остались только небольшие родники кругом, но людям тех времен он доставлял в

изобилии воду, хорошую для питья как зимой, так и летом. Так они обитали

здесь - стражи для своих сограждан и вожди всех прочих эллинов по доброй воле

последних; более всего они следили за тем, чтобы на вечные времена сохранить

одно и то же число мужчин и женщин, способных когда угодно взяться за оружие,

а именно около двадцати тысяч.

<e> Такими они были, и таким образом они справедливо управляли своей страной

и Элладой; во всей Европе и Азии не было людей более знаменитых и прославлен-

ных за красоту тела и за многостороннюю добродетель души.

  Теперь, что касается их противников и того, как шли дела последних с самого

начала. Посмотрим, не успел ли я позабыть то, что слышал еще ребенком, и вы-

ложу свои знания перед вами, чтобы у друзей все было общим. Hо рассказу моему

нужно предпослать еще

<113> одно краткое пояснение, чтобы вам не пришлось удивляться, часто слыша

эллинские имена в приложении к варварам. Причина этому такова. Как только Со-

лону, явилась мысль воспользоваться этим рассказом для своей поэмы (*21), он

полюбопытствовал о значении имен и услыхал в ответ, что египтяне, записывая

имена родоначальников этого народа, переводили их на свой язык, потому и сам

Солон, выясняя значение имени, записывал его уже на нашем языке. Записи эти

находились

<b> у моего деда (*22) и до сей поры находятся у меня, и я прилежно прочитал

их еще ребенком. А потому, когда вы услышите от меня имена, похожие на наши,

пусть для вас не будет в этом ничего странного - вы знаете, в чем дело. Что

касается самого рассказа, то он начинался примерно так.

  Сообразно со сказанным раньше, боги по жребию разделили всю землю на владе-

ния - одни побольше, другие поменьше - и учреждали для себя святилища и

<c> жертвоприношения. Так и Посейдон, получив в удел остров Атлантиду, насе-

лил ее своими детьми, зачатыми от смертной женщины, примерно вот в каком мес-

те: от моря и до середины острова простиралась равнина, если верить преданию,

красивее всех прочих равнин и весьма плодородная, а опять-таки в середине

этой равнины, примерно в пятидесяти стадиях (*23) от моря, стояла гора, со

всех сторон невысокая. Hа этой горе жил один из мужей, в самом начале произ-

веденных там на свет землею, по имени Евенор, и с ним жена Левкиппа; их

<стр. 508>

<d> единственная дочь звалась Клейто (*24). Когда девушка уже достигла брач-

ного возраста, а мать и отец ее скончались, Посейдон, воспылав вожделением,

соединяется с ней; тот холм, на котором она обитала, он укрепляет, по окруж-

ности отделяя его от острова и огораживая попеременно водными и земляными

кольцами (земляных было два, а водных - три) все большего диаметра, проведен-

ными словно циркулем из середины острова и на

<e> равном расстоянии друг от друга. Это заграждение было для людей непреодо-

лимым, ибо судов и судоходства тогда еще не существовало. А островок в сере-

дине Посейдон без труда, как то и подобает богу, привел в благоустроенный

вид, источил из земли два родника - один теплый, а другой холодный - и заста-

вил землю давать разнообразное и достаточное для жизни пропитание.

  Произведя на свет пять раз по чете близнецов мужского пола, Посейдон взра-

стил их и поделил весь остров Атлантиду на десять частей, причем тому из

старшей

<114> четы, кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные владения как

наибольшую и наилучшую долю и поставил его царем над остальными, а этих ос-

тальных - архонтами, каждому из которых он дал власть над многолюдным народом

и обширной страной. Имена же всем он нарек вот какие: старшему и царю - то

имя, по которому названы и остров, и море, что именуется Атлантическим, ибо

имя того, кто первым получил

<b> тогда царство, было Атлант (*25). Близнецу, родившемуся сразу после него

и получившему в удел крайние земли острова со стороны Геракловых столпов

вплоть до нынешней страны гадиритов, называемой по тому уделу, было дано имя,

которое можно было бы передать по-эллински как Евмел, а на туземном наречии -

как Гадир (*26). Из второй четы близнецов он одного назвал Амфереем, а друго-

го - Евэмоном, из третьей - старшего

<c> Мнесеем, а младшего Автохтоном, из четвертой - Эласиппом старшего и Ме-

стором младшего, и, наконец, из пятой четы старшему он нарек имя Азаэс, а по-

следнему - Диапреп (*27). Все они и их потомки в ряду многих поколений обита-

ли там, властвуя над многими другими островами этого моря и притом, как уже

было сказано ранее, простирая свою власть по ею сторону Геракловых столпов

вплоть до Египта и Тиррении (*28).