«Энциклопедия Смерти. Хроники Харона»

Часть 2:  Словарь избранных Смертей

Умение хорошо жить и хорошо умереть — это одна и та же наука.

Эпикур

БЕСТУЖЕВ-РЮМИН Михаил Александрович

(1801-1826) декабрист, подпоручик Полтавского пехотного полк

Бестужев-Рюмин - один из пяти участников восстания декабристов, которые были казнены 13 июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости. Об этой казни сохранилось несколько свидетельств - немецкого историка Иоганна Генриха Шницлера, литератора Николая Путяты и начальника кронверка Петропавловской крепости В. И. Беркопфа. Но наиболее выразительным является, на мой взгляд, рассказ анонимного очевидца, опубликованный в альманахе Герцена "Полярная звезда". Приведу этот рассказ с небольшими сокращениями.

"...Устройство эшафота производилось заблаговременно в С.-Петербургской городской тюрьме... Накануне этого рокового дня с.-петербургский военный генерал-губернатор Кутузов производил опыт над эшафотом и тюрьме, который состоял в том, что бросали мешки с песком весом в восемь пудов на тех самых веревках, на которых должны были быть повешены преступники, одни веревки были толще, другие тоньше. Генерал-губернатор Павел Васильевич Кутузов, удостоверясь лично в крепости веревок, определил употребить веревки тоньше, чтобы петли скорей затянулись. Конча этот опыт, приказал полицмейстеру Посникову, разобравши по частям эшафот, отправить в разное время от 11 до 12 часов ночи на место казни.

В 12 часов ночи генерал-губернатор, шеф жандармов со своими штабами и прочие власти прибыли в Петропавловскую крепость, куда прибыли и солдаты Павловского гвардейского полка, и сделан [о] был [о] на площади против монетного двора каре из солдат, куда велено было вывезти из каземат [ов], где содержались преступники, всех 120 осужденных кроме пяти приговоренных к смерти... [Эти пятеро] в то же время ночью были отправлены из крепости под конвоем павловских солдат, при полицмейстере Чихачеве, в кронверк на место казни. Эшафот уже строился в кругу солдат, преступники шли в оковах, Каховский шел вперед один, за ним Бестужев [-Рюмин] под руку с Муравьевым, потом Пестель с Рылеевым под руку и говорили между собою по-французски, но разговора нельзя было слышать.

Проходя мимо строящегося эшафота в близком расстоянии, хоть было темно, слышно было, что Пестель, смотря на эшафот, сказал: "С'еst tгор" . Тут же их посадили на траву в близком расстоянии, где они оставались самое короткое время. Так как эшафот не мог быть готов скоро, то их развели в кронверк по разным комнатам и когда эшафот был готов, то они опять выведены были из комнат при сопутствии священника. Полицмейстер Чехачев прочитал сентенцию Верховного суда, которая оканчивалась словами: "..за такие злодеяния повесить!" Тогда Рылеев, обратясь к товарищам, сказал, сохраняя все присутствие духа: "Господа! надо отдать последний долг", и с этим они стали все на колени, глядя на небо, крестились.

Рылеев один говорил - желал благоденствия России... Потом, вставши, каждый из них прощался со священником, целуя крест и руку его, причем Рылеев твердым голосом сказал священнику: "Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь"; перекрестясь, взошел на эшафот, за ним последовали прочие, кроме Каховского, который упал на грудь священника, плакал и обнял его так сильно, что его с трудом отняли...

При казни были два палача, которые надевали петлю сперва, а потом белый колпак. На груди у них (то есть у декабристов) была черная кожа, на которой было написано мелом имя преступника, они были в белых халатах, а на ногах тяжелые цепи. Когда все было готово, с нажатием пружины в эшафоте, помост, на котором они стояли на скамейках, упал, и в то же мгновение трое сорвались - Рылеев, Пестель и Каховский упали вниз.

У Рылеева колпак упал, и видна была окровавленная бровь и кровь за правым ухом, вероятно, от ушиба. Он сидел, скорчившись, потому что провалился внутрь эшафота. Я к нему подошел, он сказал: "Какое несчастие!" Генерал-губернатор, видя с гласису, что трое упали, прислал адъютанта Башуцкого, чтобы взяли другие веревки и повесили их, что и было немедленно исполнено. Я был так занят Рылеевым, что не обратил внимания на остальных оборвавшихся с виселицы и не слыхал, говорили ли они что-нибудь. Когда доска была опять поднята, то веревка Пестеля была так длинна, что он носками доставал до помоста, что должно было продлить его мучение, и заметно было некоторое время, что он еще жив. В таком положении они оставались полчаса, доктор, бывший тут, объявил, что преступники умерли".