Серия «100 великих»: Сто великих тайн

Николай Николаевич Непомнящий

Андрей Юрьевич Низовский 

ТАЙНЫ ИСТОРИИ

Убийство Кирова

 Кто знает, может быть, действительно жить стало бы лучше и веселей, не прогреми 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут в Ленинграде, в бывшем Смольном институте благородных девиц, а потом штабе пролетарской революции, где находился областной комитет партии, подряд, один за другим, три выстрела. Выстрелы достигли цели, человек, в которого стреляли, был поражен первой же пулей в затылок. «Я отомстил!» — выкрикнул убийца и попытался — безуспешно — свести счеты и со своей жизнью. На следующий день в газетах в траурной рамке появилось сообщение. «Центральный комитет ВКП(б) и советское правительство с прискорбием сообщают, что 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут от рук подосланного врагами рабочего класса убийцы погиб член Политбюро и ОРГбюро, секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров». Он был убит первым же выстрелом. Киров и Сталин познакомились в октябре 1917 года, когда Киров в составе одной из закавказских делегаций приехал на Второй Всероссийский съезд Советов. Сталин в те первые дни новой власти был членом Политбюро ЦК, фактически одним из вождей и, конечно же, ему было приятно опекать молодых революционеров с Кавказа Киров ему сразу понравился, честный, открытый, с восторженно сияющими голубыми глазами Уже в мае 1918-го Сталин дал Кирову рекомендательное письмо, где написано — предъявитель сего заслуживает «полного доверия». Их тесное знакомство продолжилось после гражданской войны. Киров информирует Сталина о положении дел на местах Уже на десятом съезде партии (1921) Киров кандидат в члены ЦК, на двенадцатом (1923) — член ЦК, в 1926 году кандидат в члены Политбюро ЦК и первый секретарь Ленинградского сначала губкома, а потом обкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), то есть фактически партийный и реальный глава всей Северо-Западной части СССР. И наконец в 1930-м — Киров член Политбюро ЦК, а в 1934-м — уже член Политбюро, Оргбюро ЦК, правитель Ленинграда и Северо-Запада СССР и секретарь ЦК. Это ли не лестница успеха, не триумфальное восхождение скромного, незаметного Кирова, о котором Лев Троцкий отзывался не иначе как о «серой посредственности» и «среднем болване» Сталина?! И уж безусловно, что своим восхождением Киров был обязан Сталину. Без помощи вряд ли бы «мальчик из Уржума», далекого зауральского поселка, выбился бы в вожди Красной Империи. Но Сталин пришел к власти, ему нужны были свои люди для того, чтобы окончательно разделаться со всей оппозицией на всех уровнях и чтобы обеспечить себе бесконтрольную власть. И Киров, как его ставленник, ему был необходим. Кроме Сталина у Кирова был еще один друг Серго Орджоникидзе. Сталин и его привел на вершину власти, сделав членом Политбюро и наркомом тяжелой промышленности, одной из ведущих отраслей советской экономики. До 1932 года Киров как бы находился в тени дружбы Серго и Кобы, это была одна из партийных кличек террориста Иосифа Джугашвили. Коба и Серго были оба родом с Кавказа, оба рано пришли в революцию, Серго Орджоникидзе хорошо знал и ценил Ленин, наконец, оба к тому времени жили в Москве, Киров же появлялся там наездами. Но в 1932-м в ночь с 7 на 8 ноября покончила жизнь самоубийством жена Сталина Надежда Аллилуева. По одной из версий, Сталин застрелил ее сам. Отношения между ними складывались весьма непросто. Грубость и хамство оскорбляли гордую и самолюбивую Надежду Сергеевну, но не последним обстоятельством в ее смерти стало и то, что она сознавала всю губительную роль Сталина в уничтожении русского крестьянства, в том кошмарном голоде, который продолжался три года с 1930 по 1933 год и особенно жестоко проявился в Поволжье и на Украине. Эта смерть, похожая на вызов, подкосила Сталина. И тут появился Киров, искренний и заботливый. Сталин, как ребенок, потянулся к нему. Он уже ревновал его к Орджоникидзе. Теперь в каждый приезд Кирова в Москву он жил на квартире Сталина, последний доверял ему самые интимные тайны, они вместе ходили в баню, лишь перед Кировым Сталин не стеснялся обнажаться, показывать уродливую сохнущую левую руку. Они относились друг к другу как братья. Киров, бывая на охоте в Луге, под Ленинградом, не забывал каждый раз посылать Кобе охотничьи трофеи. Сталин, уезжая на море, зазывал туда Кирова. Они вместе отдыхали. Сталин привел его к вершинам власти. Но оказалось, что Киров не такой уж ручной и вовсе не «средний болван», как отзывался о нем Троцкий. У Кирова есть характер. Он и на Политбюро уже нередко высказывается вразрез с мнением Сталина, но это не конфликт, как пишут многие историки, стараясь мотивировать старую версию о том, что Сталин убил Кирова. В свое время эта версия очень нужна была Хрущеву, который, разоблачая культ личности Сталина, очень хотел представить его зловещим монстром. Но монстром была сама Система, придуманная Лениным, а Сталин был лишь примерным ленинцем, не более. Почти полтора месяца Киров по приглашению Сталина летом 1934 года живет на сталинской даче в Сочи. Они обсуждают конспект будущего учебника по истории СССР, пишут свои замечания, купаются, отдыхают. Отношения у вождей просто замечательные, если судить по письмам Кирова к жене, Марии Львовне Маркус. Долгое время существовавшая версия о причастности Сталина к убийству Кирова, вошедшая в учебники по истории и научные труды, похоже, не выдерживает серьезной критики. Сталин не хотел смерти Кирова. В начале 1935 года Киров должен был перейти на работу в Москву, а ленинградскую партийную организацию должен был возглавить Андрей Жданов, человек удобный для Сталина. При нем Коба намеревался произвести большую чистку Ленинграда от зиновьевцев, а через них добраться и до самого Зиновьева. Под пытками его приспешники насочиняют на него столько компромата, что с лихвой хватит отправить его с Каменевым в Сибирь лет на пятнадцать, а там смерть сама сыщется — так, возможно, планировал Сталин. Списки зиновьевцев были составлены, но Киров тормозил их аресты, вот Коба и торопился сменить его Ждановым. Но чтобы убить своего лучшего друга и тем самым развязать себе руки для репрессий — это уж чересчур. Чекист А. Орлов, бежавший на Запад в 1938-м и сочинивший эту историю, пользовался слухами и домыслами, ибо его в 1934-м в Союзе попросту не было. А Никите Хрущеву, помимо развенчания культа Сталина, еще очень хотелось отомстить Кобе за все двадцать лет унижений, за то, что заставлял его арестовывать, уничтожать невинных людей, плясать гопака на даче, лебезить и восторгаться Кобой. Ему очень хотелось, чтобы Сталин предстал в глазах потомков законченным изувером, убившим своего лучшего друга. Но чего не было, того не было. Безусловно, от этого чище и светлее сталинский облик не становится, но ради исторической правды следует наконец-то, сказать: к смерти Кирова Сталин не причастен. Похоже, он еще не созрел в 1934 году для такого злодейства. ...В январе 1925 года Николаев работал в небольшом городке Луга под Ленинградом на должности управделами укома комсомола. В его обязанности входила вся протокольная работа — оформление стенограмм, подшивка документов, ведение архива. Для молодого человека, которому двадцать один год, должность весьма не романтическая. Но и сам Леонид Васильевич Николаев, увы, никак не соответствовал образу революционного рыцаря: 150 сантиметров — рост, узкоплечий, с впалой грудью, с длинными руками и короткими кривыми ногами. Все это последствия перенесенного в детстве рахита, из-за которого он не закончил даже начального курса гимназии. Он поселился в том же общежитии, где жила Мильда Петровна Драуле. Несмотря на то что Мильда была дочерью латышских батраков, она сумела закончить женскую гимназию и высшее реальное училище. Вступив в партию в 1919 году (Николаев — в 1924-м), Мильда работала в Лужском укоме партии заведующей сектора учета. Она была тоже невысокого роста, но довольно симпатичная: рыжие волосы, светлые глаза и немалая доля обаяния. Николаев влюбился сразу же. Они подружились, хотя Мильда не придавала ухаживаниям Леонида серьезного значения. Но не прошло и трех месяцев, как Николаев сделал Мильде предложение. Она согласилась не сразу, но преимущества в его предложении были. Он собирался возвращаться в Ленинград, где жили его мать и сестры, а Мильде не хотелось оставаться в захолустной Луге. Кроме того, Николаев выдвинул ультиматум: если она не выйдет за него замуж, он застрелится. Для любой девушки такая роковая любовь всегда приятна, тем более что Мильда была старше Николаева на три года. Так или иначе, но они поженились и в Ленинград в конце 1925-го приехали уже мужем и женой. Мильда первое время долго не могла устроиться, как, впрочем, и Николаев. Стоит сразу сказать, что в силу своей элементарной необразованности и чрезмерного самолюбия в Николаеве развился склочный и раздражительный характер, а если прибавить природное упрямство и некоторую мнительность, то получится довольно неприглядный тип. Леонид Васильевич не мог в силу своих физических данных заниматься полноценно тяжелым механическим трудом, но чтобы занять свою нишу в гуманитарных областях, требовалось образование, которого у Николаева также не было. Но вступив в партию и видя, что с помощью партбилета могут открыться любые двери, Николаев пытается использовать свою принадлежность к компартии, дабы занять легкую и хорошо оплачиваемую должность. У него не сразу это получается, он меняет одно место за другим, ругается с начальством, выторговывая себе привилегии и поблажки. У него развивается самомнение, он видит, что его начальники не слишком далеко ушли от него в образовании. По вечерам он читает Ленина, на собрание сочинений которого он подписался. Мильда после некоторых мытарств устраивается в секторе легкой промышленности обкома партии. Она умеет стенографировать, печатать на машинке, легко схватывает сложные вещи. Именно в обкоме в 1929 году ее заметил Киров. Ему нужно было готовить доклад по развитию легкой промышленности, и Мильду прикрепили к нему в помощь. В 1927-м Мильда родила сына, которого назвали в честь отца Леонидом. Роды пошли ей на пользу. Мильда расцвела, чуть пополнела и очень похорошела. Увидев Мильду, Киров влюбился не на шутку Это был бурный роман, который вызвал пересуды в околообкомовской среде. Киров, узнав о сплетнях, был вынужден перевести Мильду в управление тяжелой промышленности. От этого Драуле даже выиграла Она стала инспектором отдела кадров с зарплатой 275 рублей в месяц вместо 250, которые Мильда получала в обкоме. Павел Судоплатов, генерал-лейтенант НКВД, один из руководителей этого ведомства в сталинский период, в своей книге «Разведка и Кремль» пишет: «От своей жены, которая в 1933—1935 работала в НКВД в секретном политическом отделе, занимавшемся вопросами идеологии и культуры (ее фуппа, в частности, курировала Большой театр и Ленинградский театр оперы и балета, впоследствии театр им. С.М. Кирова) я узнал, Сергей Миронович очень любил женщин и у него было много любовниц, как в Большом театре, так и в Ленинградском. Мильда Драуле прислуживала на некоторых кировских вечеринках. Эта молодая привлекательная женщина также была одной из его «подружек» . Мильда собиралась подать на развод, и ревнивый супруг убил «соперника». Судоплатов, сам бывший в 1930-е годы одним из крупных фигур в разведке, говоря о романе Кирова и Мильды Драуле, ссылается на сведения, полученные от своей жены и генерала Райхмана, в те годы начальника контрразведки ленинградского управления НКВД. Эти данные, свидетельствует Судоплатов, «содержались в оперативных донесениях осведомителей НКВД из Ленинградского балета. Балерины из числа любовниц Кирова, считавшие Драуле своей соперницей и не проявившие достаточной сдержанности в своих высказываниях на этот счет, были посажены в лагеря за «клевету и антисоветскую агитацию». В 1930 Мильда родила второго сына, его назвали Марксом, в честь автора «Капитала». Он родился рыженький, круглолицый, широкоскулый, как утверждала молва, вылитый Киров. Возвратившись в конце 1931-го на работу, Мильда услышала по телефону и голос Кирова. Их роман возобновился. Мильда вызывала законную зависть со стороны балетных возлюбленных Кирова тем, что их встречи продолжались довольно долгое время и явно выходили за рамки тривиальной интрижки. Николаев не мог не знать об этой связи. 3 апреля 1934 года согласно приказу № 11 появился приказ директора Института истории партии ОттоЛидака: «Николаева Леонида Васильевича в связи с исключением из партии за отказ от парткомандировки освободить от работы инструктора сектора истпарткомиссии с исключением из штата Института, компенсировав его 2-недельным выходным пособием». В райкоме ему предложили пойти работать на завод, но Николаев уже не хотел на завод. Его уволили из института в связи с исключением из партии. Но в партии его восстановили. Значит, причины, по которой его уволили, больше нет, а вследствие этого его обязаны восстановить в прежней должности. Определенная логика в этом есть. Но директор Лидак восстановить Николаева отказывается, а партийные инстанции воздействовать на Лидака либо не могут, либо не хотят. Николаев считает, что не хотят. И пытается воздействовать на них всеми возможными способами. Стоит лишь представить себе положение этого болезненного, не в меру самоуверенного маленького человечка, посмотреть его дневниковые записи, как многое становится понятным. Загнанный в угол обстоятельствами Николаев не нашел иного способа восстать против них, как совершить террористический акт против одного из советских вождей. Появляется в Питере Киров, и Николаев мгновенно переключается на него. Намечена и дата первого покушения — 15 октября. Перед тем, как решиться на столь важный шаг, он, подобно заправскому революционеру пишет политическое завещание. «Дорогой жене и братьям по классу. Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности. ...Ни капли тревоги ни на йоту успокоения... Пусть памятью для детей останется все то, что осталось в тебе. Помните и распростр. (так в документе) — я был честолюбив к живому миру, предан новой идеи, заботе и исполнении своего долга. Поскольку нет свободы агитации, свободы печати, свободного выбора в жизни и я должен умереть. Помощь на ЦК (Политбюро) не подоспеет ибо там спят богатырским сном... Ваш любимый Николаев». (Стиль и орфография сохранены.) Он едет к дому Кирова, у него в портфеле заряженный револьвер. Но кировская охрана не дремлет. Она замечает странного незнакомца, арестовывает его и препровождает в отделение милиции. Через несколько часов Николаева отпускают. По этому поводу написано немало заключений. И то, что Николаев агент НКВД, который готовил убийство Кирова, поэтому его и отпустили, и то, что его вызволял из милиции Иван Васильевич Запорожец, который летом 1934 года был назначен заместителем председателя ленинградского управления НКВД Медведя специально, чтобы подготовить убийство Кирова — опять же по заданию Сталина — он давно «вел» Николаева и поэтому освободил незадачливого террориста. Но даже более серьезные исследователи задаются тем же вопросом: почему отпустили Николаева? Ведь его задержали у дома Кирова с револьвером?! Во-первых, у Николаева было разрешение на хранение револьвера, который он приобрел еще в 1918 году. Первое разрешение он получил еще 2 февраля 1924 года за номером 4396, а 21 апреля 1930 года он перерегистрировал личное оружие, о чем свидетельствует разрешение за номером 12296. Так что оснований для ареста Николаева, задержанного с оружием, не было. Стоит сказать, что обстановка в Ленинграде в те годы была достаточно, как сейчас говорят, криминогенная. Поэтому разрешенное ношение оружия считалось обычным. Во-вторых, попытки отдельных граждан передать жалобы непосредственно первым лицам были также распространенным явлением. А у Николаева были на то причины: ответа на его послания Кирову, Чудову он не получил, и в милиции легко могли проверить: писал ли он письма в обком и был ли ему ответ. До 1 декабря 1934 года еще соблюдалась законность, граждан не хватали на улицам, не выносили приговоры без суда и следствия, пресловутых «троек» еще не было. А Николаев был членом ВКП(б), а к этой категории «товарищей» милиция проявляла особое почтение. Поэтому вполне нормально, что его пожурили и отпустили, не сделав никаких оргвыводов. Кампания всеобщей подозрительности еще не началась. Он снова вернулся домой ни с чем. Шел уже восьмой месяц, как он сидел на шее Мильды. 14 ноября Николаев отправился на Московский вокзал. Киров возвращался с очередного заседания Политбюро ЦК. Николаев, оттесненный толпой, стоял в стороне, засунув руку в карман и сжимая револьвер, ожидая, когда из черноты тамбура появится ленинградский вождь. Но охрана оттеснила людей. Нужны были новые обстоятельства. И он их выбрал. Объявление в «Ленинградской правде» от 29 ноября извещало: 1 декабря во дворце Урицкого, так тогда назывался Таврический дворец, в 18.00 состоится собрание партийного актива Ленинградской организации ВКП(б). В повестке дня: итоги ноябрьского Пленума ЦК ВКП(б). Вход по пригласительным билетам. Доклад будет делать Киров, можно спокойно прицелиться и выстрелить. Дело оставалось за малым: получить пригласительный. 1 декабря Киров не собирался ехать в Смольный, решение заехать перед партактивом в обком пришло неожиданно, и никто не знал: заедет Киров в Смольный или нет. Около четырех часов дня Киров позвонил в гараж, находившийся в том же доме, где он жил, и попросил своего шофера подать машину. В 16.00 он вышел из дома и несколько кварталов прошел пешком по договоренности с шофером. Ему хотелось прогуляться, день был не очень ветреный и морозный. У моста Равенства машина догнала его, он сел и попросил шофера отвезти его в Смольный. Николаев появился в обкоме еще перед обедом. Они встретились случайно. Киров прошел мимо, и Николаев, увидев его, машинально двинулся за ним. Револьвер лежал в кармане пальто, и рука невольно сжала его. Охранник Борисов, сопровождавший Кирова, немного отстал, и они оказались вдвоем в пустом коридоре — многие из обкомовцев были на совещании у второго секретаря Чудова. Это была чисто случайная встреча, Николаев готовился выстрелить в Таврическом дворце при большом скоплении народа, быть может, даже что-то выкрикнуть на прощание, а тут никого. Коридор был длинный, Киров шел, не оборачиваясь, его мысли были заняты докладом, Николаев же лихорадочно обдумывал эту ситуацию. Более удачной ситуации, чем эта, и придумать было трудно. Киров подходил к дверям кабинета Чудова, мог зайти к нему, и тогда все рухнет. Нужно было на что-то решаться, и Николаев решился. Он вытащил револьвер и не раздумывая сразу же выстрелил в Кирова три раза, целясь в затылок. Первый же выстрел оказался, как выяснилось чуть позже, смертельным. Николаев хотел выстрелить в себя, но электромонтер Платич, работавший рядом, бросил в Николаева отвертку, попал ему по лицу, рука дрогнула, и пуля, предназначенная для себя, пронеслась мимо. «Я отомстил! — лихорадочно воскликнул Николаев. — Я отомстил! Отомстил!» И упал, потеряв сознание. Из кабинета Чудова выскочили участники совещания. Один из них вспоминал: «В пятом часу мы слышим выстрелы — один, другой... Выскочив следом за Иванченко, я увидел страшную картину: налево от дверей приемной Чудова в коридоре ничком лежит Киров (голова его повернута вправо), фуражка, козырек которой упирался в пол, чуть приподнята и отошла от затылка. Под левой мышкой — канцелярская папка с материалами подготовленного доклада: она не выпала совсем, но расслабленная рука уже ее не держит. Киров недвижим, как он шел к кабинету — головой вперед, ноги примерно в 10—15 сантиметрах за краем двери приемной Чудова. Направо от этой двери, тоже примерно в 10—15 сантиметрах, лежит какой-то человек на спине, ногами вперед, руки его раскинуты, в правой находится револьвер. Мышцы руки расслаблены». Картина достаточно живописная. Палач и жертва лежат бездыханно, последний никогда больше не очнется, а первому еще предстоит играть свою роль до конца. Появились врачи, охрана, начальник управления НКВД Филипп Медведь, было зафиксировано точное время выстрела — 16 часов 37 минут. Первый врач прибыл в 16.55. Предпринимались еще попытки спасти жизнь Кирова, но безуспешно. Потом в медицинском заключении записали: «Смерть наступила мгновенно от повреждения жизненно важных центров нервной системы». Сразу же о смерти Кирова было сообщено в ЦК, Сталину. В шесть вечера Сталин собрал членов Политбюро, известил их о происшедшем. Он был потрясен. Обычно Сталин редко куда выезжал, но тут заказал поезд, чтобы 2 декабря быть в Ленинграде. С ним поехали Ворошилов, Молотов, Жданов, Ягода, Ежов, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев, Хрущев, Вышинский. Появившись в Смольном и напуганный убийством, Сталин приказал Ягоде идти вперед. Нарком НКВД с наганом шел по коридору, крича всем, кто попадался по пути: «Стоять! Лицом к стене! Руки по швам!» Николаев к тому времени был уже арестован. Заместитель начальника Управления НКВД Федор Фомин писал о первых часах Николаева после ареста: «Убийца долгое время после приведения в сознание кричал, забалтывался и только к утру стал говорить и кричать: «Мой выстрел раздался на весь мир». В тот же день 2 декабря Сталин прямо в Смольном в присутствии Жданова, Молотова, Ягоды и других приближенных допросил Николаева. Сцена довольно часто описывалась в мемуарной литературы. Вот описание Александра Орлова. Он утверждал, что при допросе Николаева кроме Сталина присутствовали Ягода, Миронов, начальник Экономического управления НКВД, и оперативник, который привез заключенного. «Сталин сделал ему (Николаеву. — Авт.) знак подойти поближе и, всматриваясь в него, задал вопрос, прозвучавший почти ласково: — Зачем вы убили такого хорошего человека? Если б не свидетельство Миронова, присутствовавшего при этой сцене, я никогда бы не поверил, что Сталин спросил именно так, — настолько это было непохоже на его обычную манеру разговора. — Я стрелял не в него, я стрелял в партию! — отвечал Николаев. В его голосе не чувствовалось ни малейшего трепета перед Сталиным. — А где вы взяли револьвер? — продолжал Сталин. — Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у Запорожца! — последовал дерзкий ответ. Лицо Сталина позеленело от злобы. — Заберите его! — буркнул он. Почти во всех версиях Запорожец присутствует как непосредственный руководитель убийства. Если б Александр Орлов знал, когда Николаев приобрел револьвер, ему не потребовалось выдумать историю о Запорожце. Далее Орлов пишет, что Сталин вызвал к себе Запорожца и беседовал с четверть часа наедине. Но на самом деле Запорожца в те дни вообще не было в Ленинграде. Алла Кирилина, подробно исследовавшая историю убийства Кирова, пишет в своей книге «Рикошет»: «Между тем имеются свидетельства, что привезенный в Смольный Николаев впал в реактивное состояние нервического шока, никого не узнавал, с ним началась истерика, и он закричал: «Я отомстил», «Простите», «Что я наделал!» Более того, после возвращения из Смольного Николаеву оказывалась медицинская помощь врачами-невропатологами. Никаких официальных записей допроса Николаева в Смольном не велось. Но сохранился рапорт сотрудника НКВД, охранявшего Николаева в камере. После того, как последний пришел в себя, он сказал: «Сталин обещал мне жизнь, какая чепуха, кто поверит диктатору. Он обещает мне жизнь, если я выдам соучастников. Нет у меня соучастников». Это весьма важная информация для понимания всего, что произошло потом. Сталину нужно было убедиться, с кем придется работать его подопечным. Очень важна и директива, выданная Сталиным Николаеву: будут соучастники — будет сохранена жизнь. К тому времени Сталин уже определился с соучастниками. Да, нужна была Зиновьеве кая команда. Бухарин: «Я на второй, если не ошибаюсь, день знал о том, Николаев — зиновьевец: и фамилию, и зиновьевскую марку сообщил мне Сталин, когда вызывал в П.(олит) Б.(юро)...» Николай Ежов вспоминал: «Первое — начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев». Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по иностранной... Следствие не очень хотели нам показывать. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: «Смотрите, морду набьем!» Характеристика направленности всего следствия, как говорится, исчерпывающая. Тогда же 2 декабря Сталин захотел допросить охранника Кирова — Михаила Васильевича Борисова. Ему было 53 года. В роковой день 1 декабря Борисов отстал от Кирова, и это привело к трагедии. Нам думается, что в отставании не было ничего умышленного. Борисов, как и другой его охранник Буковский, были преданы Кирову и работали с ним уже давно. Борисов ввел Кирова в обком партии, учреждение, в которое не членам партии вход был недоступен, а заподозрить в члене партии террориста было весьма сложно. Поэтому он и не опасался более за жизнь вождя. Кроме того, Киров то и дело останавливался, с кем-то беседовал, в обкоме было много народа и беспокоиться вроде бы было не о чем. И все же подозрительному Сталину захотелось переговорить с Борисовым. Вина его была очевидна. За ним поехали. На грузовике. На обратном пути Борисов, сидевший на облучке, при резком повороте фузовика вылетел из кузова и ударился головой о фонарный столб, а потом упал на тротуар. Удар оказался смертельным. Уже потом, когда Хрущеву очень захотелось свалить на Сталина все ужасы диктатуры, смерть Борисова была быстро переименована в убийство, а сам Борисов назван одним из энкеведешных заговорщиков, который намеренно отстал, чтобы Николаев спокойно укокошил Кирова. Многие очевидцы рассказывали, что убийство Кирова повергло Сталина в страшную панику. Последний раз в вождей стреляли в 1918 году, но после красного террора и установления жестокой красной диктатуры никто не осмеливался поднять руку на высших чинов партии. Сталин всегда был мнителен, и, примерив на себя это убийство, ужаснулся. Я. Агранов успешно начал обработку Николаева. Как свидетельствуют документы, до 6 декабря Леонид Васильевич упорно твердил, что совершил убийство один. После 6-го ситуация изменилась и появились первые «соучастники», естественно, из лагеря оппозиционного блока зиновьевцев. Жданов, выступая 15 декабря на пленуме Ленинградского обкома, подверг резкой критике бывших оппозиционеров, связав их преступную деятельность с убийством Кирова. 18 декабря в передовой статье «Ленинградской правды» Зиновьев и Каменев названы «фашистским отребьем». Так формулировалось уже обвинение, и, естественно, что следствие, после угроз Сталина, стало чутко к нему прислушиваться. Николаева допрашивают интенсивно. После одного из допросов он попытается покончить с собой. Агранов меняет тактику. На смену жесткого метода угроз и запугиваний, «вкруговую», как назовут его в НКВД, приходит череда мягких уговоров. Ему обещают сохранить жизнь, создают особые условия в камере: питание с вином, ванна. На 28 декабря уже назначена выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР. Перед началом слушаний председатель коллегии Ульрих встречается со Сталиным. Уточняются последние детали и меры наказания. Сталин в последнем вопросе был категоричен, всем 14 подсудимым высшая мера — расстрел. 28 декабря в 14 часов 20 минут открывается судебное заседание. Оно идет непрерывно до 6 часов 40 минут утра 29 декабря. До этого Николаеву обещали 3—4 года лагерей. Поэтому он вел себя спокойно. Когда же был оглашен приговор, Николаев воскликнул: «Обманули!» Как сообщают свидетели, он стукнулся головой о барьер и сказал: «Это жестоко. Неужели так?», «Не может быть... Обманули!» Многие из тринадцати участников «заговора» свое участие в нем стали отрицать. Ульрих так растерялся, что звонил даже Сталину, предлагая вернуть дело на доследование. Это был один из первых процессов, где обвиняемые отказывались признать свою вину. Но Сталин, услышав от Ульриха это глупое предложение, жестко сказал: «Какие еще доследования? Никаких доследований. Кончайте!..» Через час, то есть в 7 часов 40 минут, приговор был приведен в исполнение. 30 ноября 1990 года пленум Верховного суда СССР приговор, вынесенный 29 декабря 1934 года в отношении 13 соучастников Николаева, признал незаконным и отменил его. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Однако расстрельный приговор Николаеву пленум оставил без изменений, хотя по сегодняшним меркам за убийство на почве ревности Леонида Васильевича вряд ли бы приговорили к высшей мере. Такова лишь одна, не самая популярная сегодня, но очень вероятная версия убийства Кирова, высказанная двумя российскими исследователями, много работавшими в московских и санкт-петербургских архивах.